Почему Майкла Джордана считают величайшим? Объясняем всем, кому не довелось его видеть

Сегодня на ESPN+ стартует главное спортивное событие этой невеселой весны – 10-серийный документальный фильм «Последний танец», посвященный последнему сезону Майкла Джордана в «Чикаго» и его культурному влиянию.

Чтобы все могли приобщиться, рассказываем, почему Джордан продолжает занимать вершину даже через 20 лет после завершения карьеры.

Джордану не было равных

«Если бы он был животным, то Майкл Джордан просто лежал бы на скале – никто не рискнул бы его потревожить, никто не посмел бы его атаковать, – объяснял Хаким Оладжувон. – Большинство суперзвезд, когда выходят друг против друга на одной позиции, нейтрализуют друг друга. Когда вы придумываете план на игру, то понимаете, что если кто-то из них не проведет гениальный матч, то здесь у вас ничья – исход будут решать их партнеры. Но Майкла Джордана невозможно нейтрализовать. Он иной. Майкл Джордан доминирует среди суперзвезд: он может делать все, что делают защитники, но он крупнее и сильнее их, когда же он играет против больших парней, то проходит их за счет скорости и умения обращаться с мячом».

От всех претендентов на иллюзорное место величайшего Майкла Джордана всегда отличало отсутствие конкуренции.

На статистические рекорды Чемберлена находился Билл Расселл с его бесконечными титулами.

На трипл-даблы Оскара Роберстона – Джерри Уэст с его бесконечными финалами.

На Карима Абдул-Джаббара – его же проваленные сезоны и зависимость от маленьких.

На Мэджика Джонсона – Лэрри Берд. И наоборот.

На Шакила О’Нила – Тим Данкан и Кобе Брайант.

На Кобе Брайанта – Тим Данкан и Шакил О’Нил.

И так далее.

Джордан последовательно уничтожил рядом с собой все:

– вынес с сухим счетом и довел до истерики чемпионскую банду «Пистонс»;

– уничтожил еще недавно великих «Лейкерс» Мэджика Джонсона и Джеймса Уорти;

– закидал трехочковыми Клайда Дрекслера, которого позиционировали как его оппонента;

– лишил уверенности в себе Чарльза Баркли, которому посмели вручить принадлежавший Джордану MVP;

– выставил эталонными чокерами Карла Мэлоуна и Патрика Юинга;

– самоутверждался за счет Реджи Миллера, Алонзо Моурнинга и Тима Хардуэя, Шакила О’Нила и Пенни Хардуэя, Шона Кемпа и Гэри Пэйтона…

Если Джордан узнавал, что в его джунглях появляется новая суперзвезда, то непременно спешил ее обоссать. И единственный, кому более-менее повезло в этих встречах (и повезло избежать прямой конфронтации в плей-офф) – это сам Хаким Оладжувон, собственно, автор метафоры.

«Он хотел играть против лучших, – рассказывал Доминик Уилкинс. – И всегда стремился им показать, насколько он хорош. Таково было его отношение. Он настолько страстно к этому относился, что казался злым… Я очень хорошо запомнил один эпизод. Мы играли в Чикаго, и перед матчем он зашел к нам в раздевалку и сказал Рэнди Уитмэну: «Давай зашнуровывай свои гребаные тапки. У тебя сегодня будет тяжелый день». Зашел в обычном костюме, в уличной одежде! Я после этого у себя не раз спрашивал: «Он, правда, только что зашел к нам в раздевалку и сделал это?» Это говорит о его уверенности в своих силах».

Хаким Оладжувон

Не повезло даже его одноклубнику Скотти Пиппену. Роль форварда в победах «Чикаго» стала заметной лишь спустя десятилетия после этих самых побед. В 90-х его считали способным оруженосцем, не более: Джордан жестоко издевался над ним в начале 90-х и признал в качестве равного лишь в 97-м, Джерри Краузе все время пытался обменять Пиппена, хотя бы на драфт-пик, чтобы взять Трэйси Макгрэйди, или на Митча Ричмонда, соперники унижали его, постоянно твердя, что он никто без старшего товарища…

Джордан – единственная суперзвезда НБА, у которой не было никого, кто помог бы ему сохранить мотивацию, чтобы остаться на вершине. Именно поэтому он дважды уходил из спорта после беспрецедентных для НБА три-питов.

Джордан производил впечатление маньяка, повернутого на победах

Джордан, конечно, умел играть в баскетбол. Но особенным его делало патологическое нежелание проигрывать – страсть, которая очень редко ослабевала и выливалась в бесчисленные истории о джордане-потрошителе.

«Он выглядел словно убийца, который вышел на площадку, чтобы уничтожить вас и вырезать ваше сердце». Фраза Дэнни Эйнджа появилась в начале 90-х, а потом уже откликалась бесконечным эхом: Джордан был хищником, маньяком, мясником, социопатом, врачом, отключающим соперника от аппарата жизнеобеспечения, охотником, который целится в сердце, акулой, чувствующей кровь…

Когда Леброна дразнят простыми цифрами 6-0, имеют в виду именно это: Джордан стал образцом не из-за впечатляющей статистики, победных серий, левитационных способностей. Джордан постепенно превращался в киношного спортсмена и заставлял реальность подстраиваться под выстроенную им драматургию: когда в нем сомневались – он мстил за сомнения, когда бросали вызов – он вырезал сердца, когда от него ждали чего-то невероятного – он никогда не подводил.

В спорте же важнее всего не одаренность, работоспособность, зрелищность – важнее всего дух, именно он заставляет сопереживать. Недаром ближе всех к Джордану стоит Мухаммед Али – его соперники, его войны, его вызовы всем хорошо известны. Природа Джордана делала так, чтобы он не просто играл в баскетбол, не просто соревновался с абстрактными людьми. Айзейя Томас, Клайд Дрекслер, Деннис Родман, Тони Кукоч, Глен Райс, Дэн Марли и так далее – с каждым у него были свои личные счеты, каждый из них выдавливал из Джордана что-то еще невиданное, с каждым был конфликт, противостояние, высочайший градус эмоции. Кто-то украл у него MVP, кто-то много говорил, кто-то обидел его партнера – и Джордан мстил.

При этом каким-то невероятным образом он добился наилучшего киноэффекта – победа главного героя всегда казалась вопросом времени, и ее заведомое предвкушение делало процесс боления за него еще приятнее.

После победы «Портленда» в четвертом матче серии с «Чикаго» один из портлендских журналистов подошел к Дрекслеру:

– Клайд, ты блестяще прочитал Джордана, это был великолепный перехват.

Тот покачал головой:

– Погоди, погоди, ты не понимаешь. У большинства игроков есть два или три коронных приема, у Джордана – девять. Мне повезло, и я угадал. Вот и все. Случайно ты можешь завалить медведя, но рано или поздно медведь одолеет тебя.

Да, Джордан был еще и медведем, который все равно тебя заломает. На практике это выливалось в многочисленные победные броски, в четвертые четверти, проходившие при его полном и единоличном доминировании, в шесть лет (три плюс три) тотального превосходства над всей лигой.

Для современного мира метросексуалов, вездесущей толерантности, одурманивающей всепозитивности Джордан, возможно, и видится хулиганом, тираном, задирой или, как минимум, «плохим человеком». Но для своего времени он оказался совершенным героем. Потому что жил только игрой и победами. Потому что толкал к триумфу даже тех партнеров, которые этого не хотели. Потому что не терялся ни в перестрелке сверходаренных звезд, ни в мясорубке с брутальными мужиками. Джордан был одним из тех, благодаря кому в спорте появились обозначения из мира животных вроде «альфа-самца» – был идеалом мужественности: суровой, немногословной, беспощадной.

Через много лет Майк Кшишевски признается: «С большим уважением отношусь к Майку, но есть одна вещь – он не умеет быть добрым». К началу 90-х вся лига трепетала перед Джорданом – тренеры умоляли игроков не провоцировать его, надеясь, что он заскучает, выйдет расслабленным, потеряет концентрацию.

Вся карьера Джордана – цепочка бесконечных историй, как 1) кто-то забылся и повел себя дерзко, 2) получил за это сверху/50 очков в нагрузку/мяч на последних секундах/все вместе…

И особая пикантность тут в том, что по большей части все эти вызовы он придумывал сам. Охотно ловил косые взгляды. Радостно слышал в неотчетливом бормотании прямой вызов. Вламывался в чужие раздевалки перед матчами и намечал казни. Неправильно интерпретировал слова тренеров…

«Мне всегда казалось, что у Майкла была эта внутренняя ярость, – рассказывал Дуг Коллинз. – Это не совсем подходящее слово, но я не знаю, как еще описать человека, вылетающего на площадку с таким бешенством, словно что-то овладевало им. Он приходил на тренировки и также бушевал и там. Никогда не расслаблялся. Я ему говорил: «Майкл, пожалуйста, посиди». А он в ответ: «Нет, тренируемся дальше». Это мечта для любого тренера. Ваша первая работа, величайший игрок в истории баскетбола под вашим руководством, и он же – главный трудяга в команде.

Я всегда говорил, что Майкл не удовлетворялся тем, чтобы проводить каждый матч на высочайшем уровне. Он считал, что должен делать что-то невероятное, чтобы, уходя, болельщики говорили: «Мы никогда не видели ничего подобного». Он никогда не признавался мне в этом. Но в каждом матче он выходил с таким настроем: «Я им покажу сегодня такое, что они не забудут этого никогда» – как будто он был великим артистом».

Джордан наполнял спорт высшим смыслом. Он, как никто, максимально далеко ушел от образа скучающего миллионера, который снисходительно напрягается в главные моменты сезона, а все остальное время терпит любовь болельщиков и изнывает от проблем богатых людей. С первого до последнего матча было понятно, что ему не нужны никакие внешние импульсы: ни деньги, ни болельщики на трибунах, ни значимые эпизоды. Едва ли не более нацеленным на уничтожение он представал на тренировках за закрытыми дверьми: психовал, когда тренеры путали счет, уничтожал партнеров, дрался…

Джордан был неуязвим

Легче всего в командном спорте искать оправдания: не те партнеры, слишком много травм, судьи-321, тяжелый график… Джордан покорил мир в том числе и потому, что всегда преодолевал любые напасти.

Играл через травмы и боль.

Выходил с похмельем или гриппом, едва не теряя сознание от обезвоживания.

Не смотрел на повреждения и невразумительную игру партнеров.

Не считал, что суперзвезда может уйти в тень в решающие минуты

В итоге он вдолбил в болельщиков идею, что его не могут остановить ни болезнь, ни повреждения. Он словно умел фокусироваться исключительно на цели и заставлял свое тело двигаться к ней.

«Ты как Джейк Ламотта, – говорил ему Джерри Краузе. – Тебя можно остановить, только убив».

«Его болевой порог был просто невероятен, – рассказывал Билл Уэннингтон. – Все мы играли через травмы. Все знали, что такое выходить с растянутым голеностопом или подколенным сухожилием. Но он делал это постоянно. Вел своим примером. Как вы могли пропускать игры под предлогом, что у вас заболело колено или еще что-то. Он ждал от каждого, что они выйдут на площадку. Помню его первый год после возвращения. Тони и Рон Харпер раздумывали над тем, не пропустить ли им пару матчей. Майкл вошел в кабинет тренера по физподготовке: «Парни, что вы тут делаете?» Они говорят: «Да че-то побаливает, мы не будем играть». Он сказал: «А ну пошли отсюда». И это работало. Майкл Джордан не пропускал тренировок. Как вы могли пропустить их?».

«Он был безжалостен, – свидетельствует Род Торн. – Даже когда играл сороколетним в «Вашингтоне». Я тогда работал с «Нетс», и он набрал против нас 40 очков. После игры он подошел ко мне и сказал: «Объясни этому вонючему Кеньону Мартину – в начале игры Майкл попал несколько раз, и Мартин сказал ему: «Меня что-то беспокоит спина. Не знаю, нужно ли мне было играть сегодня» – скажи этому вонючему Мартину, чтобы он не выходил на площадку, если не может играть». И все. Не надо жаловаться, что у тебя что-то болит. Иди на банку. Сядь там. Я хочу увидеть лучшее, на что ты способен».

Такие истории отдают безумием. Но у Джордана их миллион. Он стал главным спортсменом в истории по одной простой причине – у него легко получалось неизменно переводить спорт в героическую плоскость, регулярно демонстрировать превосходство духа над материей, и из всех невзгод он неизменно выходил победителем.

Он дрался до семи матчей с «Пистонс». Когда Скотти Пиппен страдал от мигреней, а игроков «Чикаго» бросали на паркет и дубасили под щитом.

Он вырвал семиматчевую серию у «Никс», беспощадных дуболомов, подавляющих размерами.

Он сделал что-то невероятное, когда спас семиматчевую серию у «Индианы». В яростной рубке под щитами, в играх, когда у него совсем не получалось попадать, а помощи ждать было уже неоткуда.

Джордан же – король победных мячей. Никто так часто не придумывал способ спастись броском под сирену. Для него эта феноменальная живучесть, эта готовность переломить игру в любой момент, это умение дожать в последний момент – совершенно органичны.

Джордан – это непревзойденное атакующее доминирование

«Если говорить о различиях между Кобе и Майклом, то я бы сказал, что Кобе совершал и реализовывал гораздо более сложные броски. Разница – в сложности исполнения, она у Брайанта гораздо выше, – объяснял Грант Хилл. – Это не значит, что Кобе лучше. Это значит, что Джордан делал то, что хотел. Он хотел бросать из определенной точки – он делал это. Мне казалось, что Кобе иногда нарушал ход атаки и говорил: «Сейчас я совершу какой-нибудь безумный бросок». Но в Джордане были особенное изящество, грациозность и просто понимание того, когда и где нужно забивать».

Хорошо заметная легкость на площадке выливалась не только в данки через Дикембе Мутомбо. Вот главные достижения Джордана в области набирания очков:

Джордан 10 раз брал титул лучшего бомбардира. (Это столько же, сколько вместе сделали Уилт Чемберлен, Карим Абдул-Джаббар и Шакил О’Нил).

Джордан по-прежнему – даже несмотря на годы в «Вашингтоне – имеет лучший средний показатель результативности за карьеру (30,1 очка). (У Чемберлена столько же, но на семь минут игрового времени больше и при совсем ином уровне конкуренции).

Джордан все еще является аномалией в том, что касается соотношения нагрузки и эффективности. Джеймс Харден, даже в трехочковом баскетболе, даже при зацикленности на аналитике и зонах эффективности, даже в отсутствие огромных центровых под щитами, даже отдыхая в защите, подобрался к нему лишь в одном сезоне.

Джордан еще больше задирал планку в плей-офф. В отличие от практически всех суперзвезд, которым приходится сложнее в условиях более жесткой опеки.

Все это достигалось за счет того, что Майкл Джордан всегда позволял «Чикаго» найти неравноценный размен: он легко уходил от сильных и крупных соперников, он продавливал тех, кто успевал за ним на ногах. Его безотказный прием – это бросок со средней дистанции, благодаря которому соперник полагался лишь на его милость. А судя по проценту попаданий, милосердие ему было, скорее, чуждо.

Вот как об игре против Джордана рассказывал один из лучших защитников 90-х Стив Смит.

«Люди вроде Реджи Миллер бегали туда-сюда и пользовались заслонами. Майкл не тратил силы, он не играл с вами… Он получал мяч, давал вам возможность занять защитную позицию, а потом делал все что хотел. У него не было любимого приема: он мог пойти влево, мог пойти вправо. Шел напролом или выпрыгивал. Вы просто старались изо всех сил и надеялись, что в итоге он перестанет забивать».

Все это при том, что во времена Джордана защитникам еще можно было придерживать оппонента руками.

Майкл Джордан изменил баскетбол

Работа на средней дистанции – обычные броски, броски с отклонением, обыгрыш спиной – и составляла основу нападения «Чикаго». В 90-х все двигали мяч вниз – на центровых, которые обыгрывали под щитом. У «Буллс» не было столь умелого центрового, но они тоже двигали мяч вниз – но только на продавливающего защитника.

Джордан гремел еще в университете, но на драфте НБА ушел лишь под третьим номером. Под двумя первыми выбрали центровых.

НБА середины 80-х – это все еще лига огромных парней, которые являются системообразующими для своих клубов.

Джордан ворвался в нее 63 очками против массированной обороны «Бостона». Джордан ворвался в нее с почти 40 очками в среднем за матч по ходу целого сезона. Джордан ворвался в нее вот этим размеренным танцем, который описывает Смит – баскетболом один на один, в котором соперник мог только лишь надеяться на промах.

Сначала он отнял лигу у «больших» – стал первым защитником, который на такой значительной временной дистанции может определять результат безо всяких крутых центровых и плодовитых форвардов за спиной.

Затем показал функционерам, что баскетбол маленьких гораздо в большей степени симпатичен зрителям, и задал тенденцию, которая вылилась в открытые площадки и игру с Такером на месте центрового. Он умудрился предсказать даже вроде бы новейший тренд сегодняшней НБА – выполнять функции огромного разыгрывающего, почти квотербека, ведущего все нападение – когда «Чикаго» потребовалось, Джордан взял мяч в руки и коллекционировал трипл-даблы не хуже нашего Леброна Джеймса.

Майкл Джордан не менее хорош и в защите

В 88-м Джордан набирал в среднем 35 очков за матч – больше всех в лиге. В этом же году он получил приз Лучшего оборонительного игрока лиги (приз, традиционно вручаемый «большим»). В этом же году он стал MVP.

Ничего подобного больше никогда не было.

Безукоризненным Джордана сделало то, что у него не было видно слабых сторон. В отличие от почти всех, кого можно гипотетически выдвинуть на место величайшего игрока, он совершенен и вызывающе стабилен. Главным образом из-за того, что никакие атакующие подвиги никогда не мешали ему выкладываться на своей половине, стать одним из лучших в истории по перехватам, делать больше блок-шотов, чем многие «большие», упираться против лучших игроков периметра ну и, само собой, выступать в роли дементора для совсем уж впечатлительных личностей.

Джордан девять раз включался в символическую защитную пятерку лиги и на протяжении 90-х был частью команды, год за годом входящей в элиту по защите (в 96-м году при мотивированном Родмане они были лучшими в НБА).

Главное, что нужно вынести из всего этого – величие Джордана строилось на двух компонентах, в которых ему всегда отказывали.

«Самое слабое место в атаке Майкла – это бросок, – говорил Фил Джексон. – Так что очевидно, что он достиг совершенства в том, о чем со времен университета всегда говорили, что он не может это делать. А он делал: бросал, бросал, бросал, бросал. И добился своего.

Еще одна штука – это защита. Всегда говорили, что он не очень хорошо защищается. А он нашел способ не только стать хорошим защитником, но и лучшим оборонительным игроком во всей лиге. Парень сказал себе: «Это мои слабые стороны. Я найду способ сделать их моими сильными сторонами». И сделал это».

Именно об этом и его прощальный финал 98-го. С расслабившимся Родманом, с не играющим Пиппеном, с пострадавшей от повреждений командой Джордан в 36 лет забрал шестой матч единолично – набрал 45 очков из 87 командных. И подарил главный момент в истории баскетбола – за 40 секунд до конца при «-3» он взорвался проходом от кольца до кольца, затем в защите отнял мяч у Карла Мэлоуна, а после этого тут же положил победный бросок. За это время ни один из его партнеров не коснулся мяча.

Майкл Джордан – это эстетическое совершенство

Джордан – воплощение всего эстетически ценного, что вообще есть в спорте и баскетболе, сама грациозность.

Все его движения казались отточенными. Каждый его шаг притягивал внимание. Зависания дарили ощущение абсолютной невесомости и нарушения законов физики. Каждое намерение было исполнено внутреннего содержания, элегантности и красоты.

Кажется, что эстетика второстепенна, но это не так.

Джордан предстал идеалом баскетболиста во многом потому, что был идеальным баскетболистом в каждом движении.

Данки, одновременно мощные и изящные. Совершенная линия броска, огромная закрывающая кисть, невероятные попадания с отлетанием от кольца. Виртуозные проходы, скрывающие невероятную силу, но подчеркивающие ловкость дикой кошки. Ехидные финты при помощи зажатого в руке мяча и показы, которым верилось даже с трибун. И безупречная работа ног, безукоризненная настолько, что когда мяч попадал в ногу, это удивляло его самого.

У Джордана были предшественники: парящие Джулиус Ирвинг и Дэвид Томпсон, фантазирующие с мячом Кузи, Маравич и Мэджик, фокусники из Гарлем Глоубтроттерс… Но вот столь сильное ощущение эстетического совершенства на баскетбольной площадке он дал первым и, возможно, до сих пор – до времен Кобе, Айверсона, Картера, Ирвинга – оставил самое сильное впечатление.

«Он выкладывался и в атаке, и в защите в каждом владении на протяжении всего матча, – вспоминал Грегг Попович. – Я даже не могу представить парней, которые могли бы такое делать и физически, и психологически. А он мог. Это может показаться упрощенным видением, но это так. Было множество игроков, которые выглядели блистательно в атаке, но их не было заметно в защите. И добавьте к этому, что он еще и подбирал. Именно это делает его уникальным. Откуда это идет? Очевидно, что отчасти это обусловлено его страстью к победе. Нечто подобное можно было увидеть у двух-трех других людей. Потом он отлично разбирался во взаимоотношениях на площадке, умел читать игру. Если дело касалось атаки, он видел уязвимые точки, знал, где можно пойти в проход, в какую сторону идти. В защите – он знал, когда и где можно попытаться осуществить перехват, будь то выход на подстраховку против игрока в посте или правильный выбор позиции, чтобы закрыть коридор для паса. У многих игроков нет такого инстинктивного понимания пространства на площадке, а он был просто невероятен в этом смысле.

Я работал помощником у Лэрри Брауна в 88-м и был просто в ступоре. До сих пор помню все до мельчайших деталей – я сидел на скамейке, и все шло к тому, что мы победим. Не помню счет, но вроде бы мы вели очков пять-шесть. Оставалось несколько минут. Сижу рядом с Брауном, а Майкл подходит к боковой. Он перехватил мой взгляд и сказал: «Даже не думай об этом». Видимо, на моем лице читалось, что мы победим – после чего он надрал нам задницу.

Большую часть матча от меня не было никакого прока. Я совсем не помогал Лэрри Брауну, просто смотрел за тем, как играет Джордан. Я был очень возбужден исключительно из-за того, что был там и мог видеть это. Знаете, каково это – просто другая энергетика. Это как, когда вы приезжаете в Нью-Йорк – вы идете по улице и чувствуете электрические импульсы по всему телу. Вот наблюдать за ним – то же самое. Мне кажется, тогда мне нравилось наблюдать за ним, так как он летал по площадке. Он так высоко прыгал. Так здорово играл в пас. Его огромные ладони, длинные руки, его игровые качества – это все было невероятно. Я смотрел на него как болельщик. И думал о том, что не могу дождаться, когда вновь смогу увидеть его по телевизору»

Джордан – мощный культурный символ

Истерия вокруг Джордана сопровождала «Буллс» уже во время первого три-пита. Согласно проведенному тогда опросу среди детей чернокожего населения Штатов, он сравнялся с Господом в качестве самой уважаемой фигуры после родителей; на вопрос чикагской радиостанции, нужно ли называть его повелителем мира, 41% респондентов ответили «да»; люди приходили молиться перед статуей у United Center. На его имя присылали тысячи посылок с различными вещами, которые нужно было подписать – к большинству прикладывали долларовые бумажки разной ценности.

В 92-м в Чикаго прибыла принцесса из Саудовской Аравии и выразила желание встретиться с Джорданом. Пресс-атташе «Буллс» извинился, но потом заметил: «Члены королевской семьи ждут Майкла в каждом городе, а он у нас один».

В Барселоне во время Олимпийских игр Джордан не выходил из своего номера, так как любое его появление превращалось в народное столпотворение.

Когда «Чикаго» приезжал на товарищеский турнир в Париже в 97-м, французская газета France-Soir вышла с подзаголовком: «Это гораздо круче, чем Папа Римский. Ведь это сам Господь».

«Помню, как пресс-служба «Буллс» попросила нас заполнить анкету перед одним из сезонов для медиа-гайда, – говорил Уилл Пердью. – И я там написал: «Я бы хотел быть Майклом Джорданом». Я имел в виду именно с точки зрения баскетбола – быть таким же талантливым. Но после первого сезона я сказал, что ни за что на свете не стал бы меняться местами с этим парнем.

Постоянно что-то появлялось. Например, мы прилетели в Детройт в 2.30 утра, на улице ниже нуля, а перед нашей гостиницей выстроилась толпа из трехсот человек – в 2.30 утра! – надеясь получить автограф. Безо всякой гарантии на это! Когда мы прилетали в Нью-Йорк, перед отелем всегда ждали люди – они караулили там команду день и ночь. Мы выходим из самолета, идем в туалет. Майкл заходит в кабинку, чтобы его там не беспокоили – человек отрывает бумагу и подсовывает вместе с ручкой снизу под дверь и говорит: «Эй, слушай, пока ты там сидишь, не мог бы подписать мне?» Я такой: «Да, дайте человеку расслабиться». Я видел, как взрослые топтали детей, пытаясь получить его автограф. Было такое ощущение, что когда он появляется, все будто бы сходили с ума. Я прожил в США, где все боготворят актеров, но не могу представить никого подобного… давайте представим, что всех актеров в одно помещение с Майклом – кто станет центром внимания? Если поместить туда обычного человека, ему будет интересен актер/актриса или Майкл? Это просто безумие. И так продолжается до сих пор. Я помню, в Луивилле проводили Райдер-Кап. Я приходил туда каждый день, и каждый Майкла окружала толпа охранников. Именно его! А не участников турнира».

Джордан занял в американском обществе положение, которое не занимал ни один чернокожий спортсмен до него. Легендами прошлого могли восхищаться, но они никогда не выходили из ограниченного ареала спорта. Мухаммед Али в свои лучшие годы отталкивал часть белой Америки своими политическими взглядами. Мэджик Джонсон разделял подиум с Бердом. А в случае с Джорданом все сошлось одно к одному: его игра, оригинальное продвижение Nike, изменения в культуре и в межрасовых отношениях в 90-х привели к тому, что Джордан оказался одним из главных выразителей этих изменений вместе с Майклом Джексоном, Опрой и в конечном счете Бараком Обамой.

Его культурное влияние не уменьшается до сих пор. Вся лига перешла на огромные шорты. Лысые головы вошли в моду как символ мужественности. А все так же классно продающиеся кроссовки превратили Джордана в первого миллиардера среди спортсменов.

И одновременно образец доступности и человечности

Джордан стал своим для всех. Дети из самых разных стран, из разных социальных слоев не видели в нем черного или белого, пересматривали «Космический джем», росли под песенку «Мы хотим быть как Майк», под бесконечные рекламы с крутейшим Джорданом и принимали его в качестве образца для подражания. Не столько даже спортивного, а просто общечеловеческого.

Наверное, это определялось харизмой. Но уникальность Джордана в этом смысле – это сочетание почти постижимой божественности и человеческой слабости, ощущения «он такой же».

Тот «Чикаго» 90-х не очень походил на спортивную команду. В нем гораздо больше от стремительного религиозного движения, духоподъемного охватывающего всех порыва, процесса обращения в свою веру все новых сотен тысяч даже сторонних от баскетбола людей. Ни до, ни после ни одна спортивная команда не сталкивалась с подобным вниманием прессы, гальванизированным обожанием со стороны болельщиков в других городах, попытках проникнуть в мельчайшие детали их жизни и взаимоотношений. Джордан не выходил из гостиниц, а когда оказывался где-то на публике, то неизменно собирал вокруг себя толпу.

И вот под таким всеохватывающем давлении извне он умудрялся не закрываться, а вести себя столь же непринужденно, как голливудские звезды. Более того, никогда не замечали, чтобы это дотошное внимание как-то утомляло его. (Хотя оно не могло не утомлять).

Тогда журналистам позволялось гораздо больше.

Вышла легендарная книга «Правила Джордана», где его разделывали за ужасное обращение с партнерами.

Его так сильно критиковали за денежные проигрыши в гольф, что это породило конспирологическую теорию о том, что его отца убили за долги сына, а сам он был вынужден уйти из спорта.

Муссировались самые незначительные подробности: ругань в тайм-аутах, события личной жизни, переговоры о новом контракте, внутренние конфликты.

И так получалось, что Джордан в эти понятные для всех, прописанные кучей деталей моменты выдерживал баланс между достоинством и уязвимостью. Тогда, когда чуть ли не терял сознание во время «гриппозной игры». Тогда, когда выиграл четвертый титул в день отца и оплакивал своего отца. Тогда, когда рухнул от бессилия после первой победы, победы, к которой так долго шел.

Любая его слабость, любой негативный фон в конечном итоге помогал ему стать еще ближе, еще симпатичнее.

Как ни странно, но даже маниакальность Джордана делала его абсолютно прозрачным, знакомым и пробуждающим эмпатию: в каждом моменте он стремился к победе, любые проблемы отзывались болью.

Что тут не понять?

Джордан никуда не уходит

Все, что было выше – вполне рациональные доводы.

Что не совсем ясно: почему общепризнанное понимание Джордана как величайшего баскетболиста, если не спортсмена, не уходит из массовой культуры.

«Людям наскучат мои навыки. И то, чего я добился, больше не будет восприниматься как совершенство», – сказал когда-то ЭмДжей, точно так же, ожидая смены караула со временем.

Медиа всегда выдвигают на эту роль кого-то свежего: на место Майкана пришли Билл Расселл и Уилт Чемберлен. Их сменил Карим Абдул-Джаббар, хотя об этом никто не говорил, потому что он предусмотрительно послал всю Америку. Мэджик Джонсон и Лэрри Берд создали баскетбол заново. Им обоим пришлось уступить Джордану. А вот дальше ничего не происходит. Любые сравнения с Кобе или Леброном остаются чисто спекулятивными. Джордан является для современных спортсменов недостижимым «призраком» и не собирается покидать этот пост.

Лишь частично это объясняется фактором времени. Джордан был провозглашен богом в тот момент, когда НБА только начала покорение мира. На волне первых и самых сильных ощущений от «профессионального баскетбола» 90-е остались «золотой эпохой», а ее символ – лучшим баскетболистом всех времен.

Но это не все.

Одновременно вокруг Джордана удобно сложилась непробиваемая мифологическая основа с гениальными анекдотами, историями о трэштоке и проявлениях той самой одержимости, классическими попаданиями или бомбардирскими взрывами. Он оказался кем-то вроде любимого киногероя, персонажа такой бесконечной саги вроде Джеймса Бонда, способного преодолеть любые проблемы и использующего сложности, чтобы сделать шаг вперед.

Спортсмены забываются и уходят из культурного контекста. Но вот такие аномалии, как Джордан, спортивные супергерои, занявшие место между Д’Артаньяном и Майклом Корлеоне, по всей видимости, нет.

Фото: globallookpress.com/Icon95 imago sportfotodienst; East News/ASSOCIATED PRESS/East News/JOHN SWART, Michael Conroy; Gettyimages.ru/Tim Defrisco/ALLSPORT, Jonathan Daniel/Allsport

4515