Лев Толстой: от гирь и тенниса до шашек и велосипеда

«Начал делать не свойственную годам гимнастику и повалил на себя шкап. То-то дурень», – 20 октября 1910 года записал в дневнике Лев Толстой.

Через некоторое время он оставил более подробный текст: «Совестно даже в дневнике признаться в своей глупости. Со вчерашнего дня начал делать гимнастику – помолодеть, дурак, хочет – и повалил на себя шкап и напрасно измучился». На тот момент Толстому было 82 года. Эпизод со шкафом произошел за несколько недель до смерти.

Толстой занимался спортом с молодости и испробовал почти все доступные виды. Если переложить на современность, то на счету Толстого их около 16: плавание, борьба, гиревой спорт, велосипед, коньки, ходьба на большие расстояния, фехтование, бег, городки, крокет, лапта, лыжи, шахматы, теннис, бадминтон, шашки, верховая езда.

Для Толстого занятие любым видом спорта или изменения в привычном укладе – результат осознанного выбора и длительных размышлений. Иногда даже – сомнений: «Зачем я это делаю? Ведь духовной работе лучше способствует вегетарианство, правильное пищеварение, чем работа мышц».

Спорт и умственная деятельность стали инструментами, которыми Толстой каждый раз пытался создать идеальную версию себя. Такое строительство началось в молодости и длилось всегда.

Этот текст – совместный проект с Яндекс Книгами. В сервисе можно прочесть или послушать десятки произведений Льва Толстого и еще тысячи других книг и комиксов на любой вкус. Сервис использует новые технологии, чтобы сделать чтение максимально удобным. Например, можно переключаться между текстом и аудиокнигой одним нажатием кнопки, чтобы не прерывать чтение на прогулке или в дороге.

Толстой всю жизнь вел дневник саморазвития с оценками себя. Вопрос тела там – одна из основ

С 11 марта 1847 г. 19-летний студент Казанского университета Лев Толстой лежал в местном госпитале. Там же он начинает вести дневник. Первая запись – 17 марта:

«Вот уже шесть дней, как я поступил в клинику, и вот шесть дней, как я почти доволен собою […]. Здесь я совершенно один, мне никто не мешает, здесь у меня нет услуги, мне никто не помогает – следовательно, на рассудок и память ничто постороннее не имеет влияния, и деятельность моя необходимо должна развиваться. Главная же польза состоит в том, что я ясно усмотрел, что беспорядочная жизнь, которую большая часть светских людей принимают за следствие молодости, есть не что иное, как следствие раннего разврата души».

Такая манера и желание вести полемику с незримым читателем закономерна: на ведение дневника Толстого вдохновил политик и философ Бенджамин Франклин. С раннего возраста Толстой тяготеет к размышлениям и самоанализу, а потому почти полностью копирует идею мировоззренческого дневника.

Франклин начал вести дневник в 20 лет (напомним, Толстой – в 19). В нем он выстроил собственную систему, правилами которой руководствовался до самой смерти, как и Толстой. По мнению Франклина, такая система помогала достичь «морального совершенства».

Он составил список из 13 добродетелей (умеренность, молчание, порядок, решительность и др.) и старался их практиковать. Для каждой недели Франклин завел таблицу с днями недели в столбцах и добродетелями в строках. В этой таблице он каждый вечер отмечал отклонения от идеалов.

Свои правила Толстой записал в марте-мае 1847 года. Это – его первый мировоззренческий фундамент. Толстой, как и Франклин, считал важной ежедневную практику, но создал собственную систему: не составлял список с добродетелями, а составил общий свод действий и концепций, которые помогут ему стать лучше.

Важно, что Франклин в своих правилах совсем не касается вопросов тела, лишь в первом пункте говоря: «Ешь не до отупения, пей не до увеселения». Для Толстого же контроль над телом – один из главных пунктов.

Правила Толстого начинаются так: «Правила внутренние или в отношении к самому себе разделяются на правила образования нравственного и правила образования телесного. Воля бывает на различных ступенях развития, смотря по тому, над какой частью человека она преобладает. Три главные момента ее владычества суть: преобладание над телом, преобладание над чувствами и над разумом».

Позже Толстой напишет в «Истории вчерашнего дня»: «В дневнике я каждый день исповедуюсь во всем, что я сделал дурно. В журнале у меня по графам расписаны слабости».

Символично, что в первой же упомянутой записи в марте Толстой будто спорит с системой, которую пытается выстроить: «Легче написать десять томов философии, чем приложить какое-нибудь одно начало к практике».

Молодой Толстой: гимнастика и «осознанный» спорт вперемешку с кутежом и шахматами

В журнале ежедневных занятий Толстой указывал все полезные дела: какие предметы изучает, а также остальные занятия вне этого. В журнале появлялись записи «полтора часа занимался английским», «читал Гоголя». Или «проспал» – напротив строки о занятии по публичному праву, которое он планировал с 16 до 18 часов. В дневнике Толстой сформулировал большое количество жизненных правил и целей, но удавалось следовать лишь их незначительной части.

Окончив лечение, весной 1847 года Толстой оставил учебу в университете и уехал в доставшуюся ему по разделу Ясную Поляну.

2 июня 1847 года в журнале появляется строчка «хозяйство и гимнастика». Считается, что это – первое упоминание писателем любых спортивных занятий. В тот же день Лев Николаевич планировал рисовать, заниматься английским, немецким, итальянским. Среди спортивных занятий значились «купанье» и «гонка», а 4 июня – «купанье» и «хозяйство».

В том же году появляются упоминания о другом любимом виде спорта Толстого – шахматах.

Сын писателя Сергей Львович Толстой признается, что неизвестно, кто именно научил отца играть в шахматы: «Вероятно, научил его старший брат Николай Николаевич. В своих дневниках он не раз отмечает, что играл с братом».

Шахматы остались любимой игрой Толстого до глубокой старости. С одним только композитором и пианистом Александром Гольденвейзером Толстой сыграл более 700 партий. Гольденвейзер вспоминает, что стиль игры Толстого был неизменно атакующим. Он шел вперед во что бы то ни стало и потому в большинстве случаев проигрывал. Даже менее изобретательным, но более искушенным в игре и более осторожным противникам. Партия Толстого с Эйльмером Моодом, сыгранная в 1908 г, напечатана в шахматных руководствах Корделя и Минквица и в «Deutsche Schachzeitung» «в качестве примера хорошо проведенной атаки».

Интересно, что если бы шахматы на тот момент были официальным видом спорта, то именно они бы стали первым упомянутым в дневниках видом. Читаем в записи от 22 марта: «Английский и шахматы, и то скверно». О гимнастике Толстой упоминает лишь 2 июня после подробного составления упомянутых правил.

В дальнейших сохранившихся отрывках дневника о гимнастике не упоминается очень долго. Что и неудивительно, так как автора захватывает вихрь светской жизни.

В октябре 1848-го Толстой уехал в Москву и поселился в районе Арбата. Вместо подготовки к кандидатским экзаменам молодой Толстой в тусовках увлекается картами. Играет настолько азартно и без обдумывания ходов, что часто проигрывает.

Зимой 1850-1851 годов вместо кутежей Толстой начал писать «Детство». Именно тогда спорт возвращается и на страницы дневников. Например, вот первое за несколько лет упоминание гимнастики: «Идти на похороны, потом на гимнастику» (28 февраля 1851). А в 1850-м находим несколько записей о гиревом спорте.

В том же 1851-м Толстой окончательно оставляет попытки продолжить учебу. В это время с Кавказа возвращается Николай, который предлагает младшему брату там военную службу. Лев согласился не сразу, но решение ускорил очередной крупный проигрыш в Москве. Чтобы расплатиться с долгами и сократить расходы до минимума, весной 1851 года он отправляется на Кавказ без определенного плана.

По мнению биографов, благоприятное влияние Николая спасло неопытного, хоть и столь идеалистичного Льва.

Возвращение к спорту: много гимнастики, а гири и в жизни, и текстах

Зимой и весной 1851-м гимнастика не только возвращается на страницы дневника. Толстой начинает комментировать свои действия и тщательно анализировать происходящее с ним.

Первая похожая запись появилась 7 марта 1851-м, читаем в самом конце: «Утром долго не вставал, ужимался, как-то себя обманывал. Читал романы, когда было другое дело; говорил себе: надо же напиться кофею, как бы нельзя ничем заниматься, пока пьешь кофей. Гимнастику делал торопясь».

9 марта встречаем первое упоминание о фехтовании, прогулках, вновь о гимнастике. Толстой всегда подчеркивает, если халтурит или ленится. 10 марта 1851-го пишет «в гимнастике тщеславие» и даже уточняет, что в журнале пишет торопливо и не отчетливо. Начинающему автору все еще сложно быть дисциплинированным и бесстрастным, и он порицает себя за это.

Эти качели в настроении записей и происходящем прекрасно иллюстрирует такая запись: «На гимнастике боролся с Билье…заехал в лавочку, обжорство…читать о фехтовании».

В том же марте 1851-го он заканчивает «Историю вчерашнего дня» – незаконченный рассказ, выросший как раз из его дневниковых записей. В этом тексте находим резюме промежуточных поисков Толстого: «Я чувствую в душе, что это нехорошо и что нужно иметь в жизни цель <…>Такого рода цель я, мне кажется, нашел; всестороннее образование и развитие всех способностей».

В 1850-1851 годах в журнале и дневниках находим записи о гиревом спорте. Толстой подробно описывает общие правила тренировок: останавливаться сразу после чувства легкой усталости, восстанавливать дыхание перед новым упражнением и т.д.

Также он перечисляет упражнения, которые делает во время тренировок. Сохранились и две таблицы с результатами тренировок Толстого. В первой перечислены 13 упражнений обеих частей первой серии (9+4), а во второй — 7 упражнений второй серии. Во время тренировок Толстой медленно поднимал гири до верха, поднимал их, лежа на полу, или прыгал, касаясь коленями плеч.

Гири появляются в знаменитых романах Толстого:

«И, слушаясь этого голоса, он (Левин – Спортс’’) подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири» («Анна Каренина»).

Похожая сцена есть в «Воскресенье»: «Войдя в кабинет, он защелкнул дверь, достал из шкафа с бумагами с нижней полки две галтеры (гири) и сделал двадцать движений вверх, вперед, вбок и вниз и потом три раза легко присел, держа галтеры над головой».

Свою прекрасную физическую форму Толстой сохранил до глубокой старости. И даже в преклонном возрасте любил упражнения с гантелями, которые всегда лежали в спальне. Также он не без гордости вспоминал, как в молодости крестился двухпудовыми гирями.

Система самовоспитания Толстого помогла ему приручить и гимнастику. В итоге он занимался ей до глубокой старости по утрам в кабинете. Однажды в Ясную Поляну приехал иностранец, который подошел к снарядам, на которых упражнялись дети Толстого, и проделал какой-то незамысловатый трюк.

Гость иронично заметил: «Вот это искусство вам, граф, наверное, незнакомо». После этих слов Толстой расхохотался и мастерски сделал несколько упражнений.

«Иван Михайлович» – знаменитое упражнение, которое Толстой использовал для соревнования в мастерстве с более молодыми гимнастами. Нужно было повиснуть на руках на перекладине, просунув между ними ноги и, приподнявшись, сесть на перекладину. Это упражнение Толстой легко проделывал и в пятидесятилетнем возрасте.

После войны и славы Толстой лечил депрессию кумысом, шашками и верховой ездой

В 1852 году начинается довольно успешная военная карьера Толстого. Два года он служил на Кавказе, участвовал во многих стычках с горцами, позже – в Крымской войне, получив сразу несколько наград за оборону Севастополя.

Там артиллерист Толстой написал рассказ «Севастополь в декабре 1854 года», который отправил в «Современник». Текст заметил Александр II и велел «беречь даровитого офицера».

«Севастопольские рассказы» окончательно укрепили его репутацию как представителя нового литературного поколения. В ноябре 1856 года Толстой оставляет военную службу в звании поручика и повторно, уже более масштабно, возвращается в светские круги. Он сдружился с Тургеневым, его представили в кружке «Современника», начинается общение с Некрасовым, Гончаровым. Но этот период продлился недолго и венчался тяжелейшей депрессией.

Слава радовала и одновременно раздражала молодого писателя. Также Толстой не терпел покровительства, в том числе со стороны Тургенева, и всегда включался спорить с любой точкой зрения независимо от ее статуса или автора. В итоге Толстой вновь покидает высший свет и уже не возвращается к нему в привычном праздном понимании. «Люди эти мне опротивели, и сам себе я опротивел», – писал он в конце 1856-го.

Толстой отправляется в Европу, интересуется народным образованием, но критики и общество к нему охладевают. Отношения с Тургеневым также становятся довольно напряженными из-за намечавшегося романа того с замужней сестрой Толстого. В этом сюжете апогеем стал 1861 год. Тургенев в доме у Фета рассказывал друзьям, что его незаконная дочь, воспитанием которой он занимался сам, штопает одежду нищим. Толстой назвал это поведение отталкивающим и театральным. Начавшаяся ссора закончилась тем, что Тургенев обещал «дать Толстому в рожу». А в январе 1862 года Толстой писал Фету: «Тургенев – подлец, которого надобно бить». Примирение состоялось лишь через 17 лет.

В 1860 году умирает брат Николай, который был для него самым близким товарищем и авторитетом. По словам биографов, Толстой всегда был подвержен депрессии и тревоге, поэтому, пытаясь справиться с тяжелым состоянием, он начинает писать «Декабристов».

Но последующие события все больше усугубляли состояние Толстого. Поездка в Европу, колоссальная умственная нагрузка, проблемы в отношениях с социумом и отторжение индустрией привели к тяжелейшей депрессии в 1862 году.

Из страшного состояния вывела поездка, во время которой он довольно активно занимался спортом.

По рекомендации врачей, Лев Николаевич пробовал модный метод кумысолечения и отправился на башкирский хутор Каралык в 138 километрах от Самары. Там Толстой живет в юрте, ест баранину, принимает солнечные ванны, пьет кумыс, чай. И начинает играть в шашки. Сын Сергей вспоминает, что Толстого научил башкирец Мухамедином, которого они называли «Михаил Иванович». Этот башкирец приговаривал: «Крепко думить надо, нужник делать надо» (т. е. запереть шашку).

Толстой пробыл на восстановлении полтора месяца и вернулся к трудам. В 1863-1869 годах он пишет «Войну и мир». Его планы все еще грандиозны и размах мысли и потраченных сил на умственный труд лучше всего иллюстрирует его главный роман.

Симптоматично, что в сложные 1860-1870-е Толстой почти не ведет дневник. Большая часть сведений об этом периоде доходит из писем. В это время он остается один на один с грандиозными планами. Например, занимается «Азбукой», которую вместо запланированных ста лет работы создает за год. В этот непростой период его поддерживает лишь постоянно беременная жена Софья Андреевна, родившая зимой пятого ребенка.

Если почитать дневники супруги писателя, то возникает впечатление, что ее муж очень болен. По одной из версий, новым приступом для еще более тяжелой депрессии стал неимоверный умственный труд.

«Постоянное беспокойство о здоровье Левочки. Кумыс, который он пил два месяца, не поправил его; болезнь в нем сидит; и я это не умом вижу, а вижу чувством по тому безучастию к жизни и всем ее интересам, которое у него проявилось с прошлой зимы», – пишет Софья Андреевна в дневнике.

В других записях: «У Левочки три предыдущие дня по вечерам озноб и все нездоровится», «У Левочки все зябнет спина и все нездоровится», Унылый, опущенный, сидит без дела, без труда, без энергии, без радости целыми днями и неделями и как будто помирился с этим состоянием. Это какая-то нравственная смерть, а я не хочу ее в нем, и он сам так долго жить не может».

Очень ярко состояние Толстого проявляется в письме Фету в январе 1871-го: «Писать дребедени многословной вроде Войн[ы] я больше никогда не стану. И виноват и ей-богу никогда не буду».

И вновь даже от настолько тяжелой депрессии и надрыва Толстого спасает поездка в Башкирию летом 1871-го. В этот раз он берет с собой шурина Степана Берса. Толстой писал об эффекте второй поездки так: «Тоска и равнодушие прошли, чувствую себя приходящим в скифское состояние, и все интересно и ново… Ново и интересно многое: и башкиры, от которых Геродотом пахнет, и русские мужики, и деревни, особенно прелестные по простоте и доброте народа».

После приезда Лев Николаевич познакомился с новоприбывшими. Одним из приехавших пожилых русских оказался учитель семинарии, с которым Толстой стал прыгать через веревочку ради развлечения.

Толстой вставал в 6-7 утра, напивался кумыса или чая с молоком и отправлялся в деревню для общения с «кобыльим обществом». Много гулял около кибитки, любуясь местными лошадьми, обедал, охотился. Здесь же купил коня для любимых поездок верхом.

«Купил лошадь за 60 рублей, и мы ездим с Степой. Степа хорош. Я стреляю уток, и мы ими кормимся. Сейчас ездили верхом за  дрофами, как  всегда <…> Ничего вредного самому  не хочется: ни усиленных занятий, ни курить (Степа меня  отучает от курения и дает мне, все убавляя, теперь уже по 12 папирос в день), ни чая, ни позднего сиденья». Окончательно Толстой бросит курить лишь в 1888-м.

Толстой настолько вдохновился этим краем, что в тот же повторный приезд узнал о цене на местную землю. Через несколько месяцев после прибытия он покупает за 20 000 рублей 2500 десятин земли, на которых проживали около двух тысяч крестьян. Земли находились в районе сел Гавриловка и Патровка (нынешний Алексеевский район Самарской области). Впервые вместе со всей семьей и Берсом Толстой приезжает туда в новый дом в 1873 году.

По мнению исследователей, в дикой степи Толстой чувствовал себя значительно лучше, чем даже в Ясной Поляне. Степной воздух и любые кочевые обычаи пробуждали в нем силу и энтузиазм.

После «отсоединения» от светского общества Толстой заново перепридумывает свой уклад. Вернувшись в Ясную Поляну, он кроме прочего начинает испробовать абсолютно разные виды спорта и строить новый быт, будто перемещая степной активный уклад в традиционные стены дворянского дома.

Коньки, теннис, крокет: как Толстой превратил Ясную Поляну в спорткомплекс и рай для детей

От брака Льва Николаевича с Софьей Андреевной родились девять сыновей и четыре дочери, пятеро детей умерли в детстве. Первый, Сергей, родился в 1863-м через год после возвращения Толстого из первой поездки в Башкирию. После возвращения из второй поездки в Самарскую губернию у Толстых уже были шестеро детей. И еще шестеро родились с 1874-го по 1888-й.

Судя по воспоминаниям детей, которых Толстой с детства приучал вести дневники, писатель мечтал создать в Ясной Поляне рай на земле. Правда, это касалось в первую очередь детей.

Филолог и исследователь жизни Толстого Павел Басинский рассказывает об отношении детей к Льву Николаевичу: «Мальчики обожают отца не меньше, если не больше, чем девочки. Ведь отец – это охота, рыбалка, физкультура. Это частый бег наперегонки с заливистым смехом, который мешал более резвым детишкам обогнать тяжеловесного отца. Это чистка зимой катка на Большом пруду – занятие, которое нравилось детям даже больше, чем катание на коньках, в котором их отец был большой мастер».

Понимая огромное значение физических упражнений для полноценного и гармоничного развития человека, Толстой прививал любовь к спорту детям: он поставил для них на площадке перед домом «шаги» – своеобразную детскую карусель-тренажер.

Его Толстой купил у владельца популярного гимнастического заведения в Москве Якова Пуаре за 28 рублей. Ранее в его зале Толстой занимался гиревым спортом.Также в Ясной Поляне стояла «гимнастика» – снаряд с кольцами и трапецией. Как помним из встречи с иностранным гостем, сам он на ней все умел.

Значительно позже сын Лев Львович напишет повесть «Яша Полянов». В названии объединяются личность ребенка и усадьбы. По словам Басинского, дети Толстого в детстве и отрочестве были в какой-то мере этими яшами поляновыми. Лев Львович Толстой так вспоминает детство:

«Мать, отец, братья, сестры, няни, гувернантки, прислуга, гости, собаки, редко медведь с медвежатником, лошади, охота отца и братьев, праздники Рождества, елка, Масленица и Пасха, зима – со снегом, санями, снегирями и коньками; весна – с мутными ручьями и блестящими коврами».

Зимой пруд в Ясной Поляне превращался в каток. В этот период вся семья каталась на коньках.

«Едим торопясь и пулей бежим вниз одеваться. Полушубки, валенки, шапки с наушниками, берем коньки, и начинается беготня<…>Приходят папа и мама и тоже надевают коньки. Ноги зябнут, пальцы онемели, но я молчу, потому что боюсь, что пошлют домой греться. Увлекаются все. Давно пора идти, но мы выпрашиваем еще несколько минут, еще немножечко. С деревни прибежали ребятишки и дивуются на нашу ловкость. Щекочет самолюбие, и начинаешь выкидывать всякие фокусы, пока не упадешь и не расшибешь себе нос», – вспоминал один из сыновей Толстого.

Софья Андреевна вспоминает, что Толстой мастерски катался и умел «делать все штуки на одной и двух ногах, задом. Круги. Это его забавляет, как мальчика».

Культуролог и сотрудник музея-заповедника «Ясная Поляна» Нина Никитина так описывает подход Толстого: «В воспитании Толстой, как в игре и спорте, делал ставку на раскованность, высвобождение личностного начала в образовательных практиках. Крайне редко он прибегал к системе казенного гимназического обучения, отдавая предпочтение добротно организованному домашнему образованию».

Постоянными и любимыми играми в семье были лапта и городки. Позже увлекались крокетом и лаун-теннисом.

Толстой был для детей примером в спорте и в умственном труде, которые он считал очень важным чередовать: «Для меня ежедневное движение телесной работы необходимо, как воздух. При усидчивой умственной работе без движения и телесного труда сущее горе».

Еще Толстой практиковал многочасовые и даже многодневные прогулки. В 1881 году за четыре дня он прошел 150 километров на пути из Ясной Поляны в Оптину пустынь. отправился из Ясной поляны в Оптину пустынь. Уже в конце 1880-х Толстой трижды путешествовал в усадьбу из Москвы – это около 200 километров.

Особый терапевтический эффект на Толстого оказывала верховая езда, которая помогла ему во время депрессивных эпизодов в Башкирии. Верхом он прогуливался почти каждый день перед обедом.

«В своих пеших и верховых прогулках по засекам Лев Николаевич особенно любил бывать в таких местах, где он раньше еще не бывал, следовать по еле заметным незнакомым тропинкам, не зная, куда они приведут, и блуждать по мало проходимым и безлюдным местам, – искать новых путей», – вспоминал сын Сергей Толстой.

Секретарь писателя Валентин Булгаков вспоминал: «Если шел дождь, Лев Николаевич надевал непромокаемое пальто, но все-таки ехал; то же самое во время легкого недомогания; он мог ехать тихо, мог поехать недалеко, но совсем отказаться от поездки ему было трудно».

Делир – любимец Толстого и, возможно, главный конь в истории русской литературы. Вспоминают, что характер у этого полуарабского скакуна был очень веселый. За одну конную прогулку Толстой проезжал около 10 километров.

Однажды Толстой заблудился. В итоге вернулся домой только к шести часам вечера после почти 28 километров пути. Если работа не шла и Толстой страдал «муками творчества», то тотчас велел седлать лошадь.

Художник Крамской, написавший один из самых известных портретов Толстого, утверждал, что верхом Толстой – самый красивый мужчина, которого ему приходилось видеть.

Толстой много времени проводил на конюшне, сам ухаживал за любимой лошадью, кормил ее с ладони. Как тут не вспомнить настолько точной описанный эпизод с лошадью в «Анне Карениной».

В той же «Анне Карениной» Толстой вписал сцену с игрой в теннис. Вронский, Свияжский и Весловский играли «на тщательно выровненном и убитом крокетграунде, по обе стороны натянутой сетки с золочеными столбиками». Интересно, что на тот момент сам Толстой в теннис еще не играл.

Первое упоминание о теннисе появляется в 1892-м – в письме Толстой пишет, что его сын Илья Львович катался на велосипеде, а затем вместе с дочерью Марией Львовной и двоюродной сестрой Верой играл в теннис: «Устроили lawn tennis и с Верой Кузминской и Машей топчутся с мячиками. Посмотришь, посмотришь, как [старшая дочь] Таня, и сам станешь играть. Не я, а Таня».

Сам Толстой начал играть в теннис в 68 лет. Делал это азартно и мог проводить на корте по несколько часов. Секретарь и биограф Петр Сергеенко объяснял интерес Льва Николаевича тем, что игра требует «зоркости, ловкости и напряжения от всякого мускула», поэтому «дает значительную работу его мышцам»: «Играет он горячо и с огнем, но не теряя самообладания».

«Толстой играл просто ради развлечения, без серьезности, какая часто встречается в Англии. Он был близорукий, но быстрота его движений очень впечатляла. Я поражался, что он у меня выигрывает, несмотря на то, что я довольно опытный и хороший игрок», – вспоминал друг Толстого и переводчик его книг на английский язык Эйлмер Мод.

Интересно, что при этом теннису досталось в одном из текстов Толстого:

«Прескучная игра, – сказал Колосов о тэннисе, – гораздо веселее была лапта, как мы играли в детстве», – сказано в романе «Воскресение», вышедшем в 1899 году. Вряд ли Толстой разлюбил игру с ракеткой  – просто отношение к теннису было одной из характеристик Колосова.

Кроме тенниса в семье Толстых увлекались и крокетом. Степан Берс вспоминает об игре в Ясной Поляне: «В ней участвовали все, и взрослые, и дети. Она начиналась обыкновенно после обеда и кончалась со свечами. Игру эту я и теперь готов считать азартной, потому что я играл в нее с Львом Николаевичем <…> В игре в крокет, в прогулке он оживлял всех своим юмором и участием, искренне интересуясь игрой и прогулкой. Не было такой простой мысли и самого простого действия, которым бы Л. Н. не умел придать интереса и вызвать к ним хорошего и веселого отношения в окружающих».

Кстати, в отношениях со спортом у Толстого случались и курьезы. Свой Георгиевский крест за храбрость тогда еще военнослужащий Толстой не получил после ареста за то, что не вышел вовремя в караул. А в караул он не вышел, потому что заигрался в шахматы.

Если Толстой занимался спортом, то старался досконально изучить предмет и разбираться в нем не хуже остальных.

И наиболее ярко это отразилось на знаменитой истории о велосипеде.

Последний важный спорт Толстого – велосипед. Он освоил его к 70 годам

Толстой научился кататься на велосипеде в 67 лет. Подробный рассказ о его обучении остался благодаря нескольким заметкам в журнале «Циклист». Сначала в журнале появился крошечный текст:

«К числу сторонников велосипеда мы можем теперь причислить нашего маститого писателя графа Л. Н. Толстого. На прошлой неделе мы видели его катающимся в манеже, в своей традиционной блузе. Искусство владеть велосипедом графу далось очень легко, и теперь он ездит совершенно свободно. Дети Льва Николаевича – тоже велосипедисты».

Затем авторы попросили одного из участников местного сообщества писать подробные репортажи.

Уже в №21 автор рассказывает, как Толстой появился среди велосипедистов. Писатель зашел в манеж со стороны Воздвиженки, где играли в уже знакомый лаун-теннис. Сначала понаблюдал за игрой, а затем уже отправился в другой конец манежа, откуда садятся на велосипеды.

Комичная история приключилась с местным вахтером: тот не признал в мужчине простого вида великого писателя и даже не подумал, что перед ним граф. Вахтер велел обратиться к смотрителю манежа, который уже узнал писателя и велел вахтеру помочь Толстому с первой тренировкой.

«– Пожалуйста, ваше сиятельство…Сейчас мы выведем для вас машину: очень хорошая, совсем новая машина, и ход очень легкий.

И, говоря это, вахтер подвел к графу действительно новенький пневматик, имеющий на себе клеймо немецкой фабрики «Науман».

<…>

– Не бойтесь, граф, не упадете: вас будут держать! — раздавались со всех сторон голоса окружавшей его публики.

Успокоенный этими уверениями, граф, привстав на подножку, опустился довольно легко и красиво для первого раза в седло».

По словам очевидцев, после первого круга стало понятно, что Толстой быстро научится ездить на велосипеде, потому что в отличие от других новичков не раскачивался отчаянно в седле, а сидел спокойно и прямо, пока его ноги на педалях «работали ровно и не спеша». В первый раз Толстой проехал шесть кругов, его лицо выражало «полное удовольствие».

После первой тренировки Толстой рассказал о предыдущем неудачном опыте с велосипедом:

«– Неужели, граф, вы никогда, кроме манежа, нигде не ездили на велосипеде?

– Нет, пробовал не раз у себя в Ясной Поляне, но мне все как-то не удавалось!

– Кто же учил вас?

– Да никто…Я сам пробовал выучиться, и ничего не выходило: все падал…Пробовал сажать меня дети мои — тоже ничего не вышло».

В тот же день он попросил у вахтера возможности покататься самостоятельно, но тот отказал и попросил о возможности перенести эту пробу на завтра.

На следующий день Толстой приехал на тренировку и уже после второго круга поехал без помощи, когда вахтер Самойлов незаметно отпустил писателя. Раздались аплодисменты, но они не смутили Толстого: писатель не упал, а спокойно продолжил кататься по кругу.

После тренировки автор «Циклиста» взял небольшое интервью у Толстого, в котором тот похвастался мышцами и еще раз проговорил отношения со спортом:

«– Ну что, граф? Как вам нравится езда на велосипеде? Не утомляет она вас? — спросил я графа, когда он во время отдыха подошел ко мне.

– Нет, нисколько…Ведь у меня очень крепкие мускулы и на руках, и на ногах…Посмотрите!

И с этими словами граф взял меня за руку и положил ее на то место своей руки, несколько ниже плеча, где, сквозь блузу, виднелось возвышение, указывавшее на мускулы. Мускулы эти, как я убедился, были достаточно упруги и крепки.

– Да, у вас очень хорошие мускулы, граф! – согласился я.

– И знаете почему? — говорит мне граф. – Я слишком много и постоянно упражняюсь в физической работе: сам пашу землю, колю дрова, ношу воду, кладу печи, много хожу пешком

<…>

– Благодаря физическому труду, я, несмотря на мои годы, чувствую себя вполне здоровым, как юноша».

Привычка Толстого познавать новое в том числе и в спорте помогла ему быть абсолютно спокойным, о чем он и скажет автору текста: «Мне кажется, что в деле управления велосипедом не столько играет роль (на первых порах, конечно), умение управлять им, сколько уверенность, что я мол, не упаду с него и поеду».

После успешного обучения Толстой купил за 210 рублей велосипед «Старлей» № 97011 компании The Rover J. K. Starley & Co. Ltd. Но примерно в это же время Московское общество любителей велосипедной езды подарило ему такую же модель. Поэтому по просьбе торгового дома он вернул покупку обратно.

Позже Толстой получит специальные права (билет № 2300) на управление велосипедом по улицам Москвы, выданные 21 февраля 1896 года. По правилам тех времен Толстой получил номерной знак № 867, крепившийся за сиденьем.

Увлечение настолько увлекло Толстого, что он стал меньше времени посвящать литературе, вызвав этим недоумение и чувство тревоги у близких.

4 мая Толстой записал в дневнике: «Ничего не работаю. Велосипед». Писательница Л. И. Микулич-Веселитская вспоминала про события мая 1895 года, что писатель перед воротами своего дома «лихо летал и с увлечением предавался новому спорту».

Велосипед стал последним спортивным снарядом, которым овладел граф.

***

Толстой всегда будто проверял себя и свою натуру: для него было важно «отсечь» все ненужное и общественное ради высшей цели. Он не хотел, чтобы любое занятие или человек поработили его, поэтому относился к занятиям спортом со всей серьезностью.

В молодости Толстой отверг разгульную светскую жизнь, а затем жизнь богатого помещика. Ему было стыдно заниматься «барскими делами», когда вокруг было много бедных и несчастных людей.

Один из самых ярких эпизодов произошел с Толстым в 1865 году. Когда он работал над «Войной и миром», ему предложил сотрудничество издатель журнала «Библиотека для чтения» Петр Боборыкин.

Толстой ответил довольно категорично: «Цели художества несоизмеримы (как говорят математики) с целями социальными. Цель художника не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда неистощимых всех ее проявлениях.

Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, которым я неоспоримо установлю кажущееся мне верным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов труда на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать и смеяться и полюблять жизнь, я бы посвятил ему всю свою жизнь и все свои силы».

Толстой неоднократно думал завершить литературную карьеру, но продолжал снова и снова, используя для нее все инструменты: от чтения и изучения языков до занятия спортом.

По меткому наблюдению филолога Андрея Зорина, Толстой «приковал себя к письменному столу, стремясь научить людей «полюблять жизнь».

Читайте и слушайте произведения Льва Толстого в сервисе Яндекс Книги

Реклама 18+. ООО «Яндекс Книги»

Фото: РИА Новости/РИА Новости, Чертков, О. Игнатович, Рудольф Алфимов, Руслан Кривобок, Борис Приходько, Александр Красавин, Евгений Одиноков, Спивак; Gettyimages/Heritage Images / Contributor; Russian Look/Global Look Press; en.wikipedia.org; tolstoy.ru

 Автор Александр Карпюк