Леброн Джеймс – главный спортсмен десятилетия. Он изменил наше представление о суперзвездах
Все же любят свой 2007-й?
В 2007-м Кевин Гарнетт изнывал от сомнений. Легендарный форвард очень хотел завершить карьеру в родной «Миннесоте», но руководство недвусмысленно подталкивало его, на тот момент 31-летнего, к выходу. «Волки» сначала деликатно уговаривали, расписывали сказочную карьеру в «Лейкерс» или в «Бостоне», а потом просто поставили перед фактом, что денег на грядущий контракт у них нет.
Ничего хорошего от «Миннесоты» Гарнетт в жизни не видел. За десять лет клуб так и не собрал под одного из лучших игроков поколения, обладателя MVP в эру доминирующих Шака, Данкана и Кобе, хоть сколько-нибудь дееспособную команду. Тогда Шак и Кобе побеждали вдвоем, за Данканом была целая система «Сперс», «Сакраменто» и «Детройт» выставляли монолитные коллективы, а КейДжи должен был радоваться хотя бы сиюминутным вспышкам Марбэри и Сприуэлла, самых эгоистичных игроков самой эгоистичной эпохи. «Миннесота» была обречена, но Гарнетт все это десятилетие упорно тащил ее куда-то и надеялся лишь на то, что история про Сизифа – хотя бы по законам физики – не может приключиться в реальном мире.
Он заблуждался.
Чем выше Гарнетт поднимал камень с надписью «Миннесота», тем больнее становилось от неминуемого поражения.
В 2005-м он разрыдался прямо во время интервью: «Я проигрываю. Я проигрываю. Я проигрываю»…
Нужно помнить, что Кевин Гарнетт – не какой-то там уберсентиментальный романтик из XVIII века.
У него никогда не возникало проблем с тем, чтобы проверить содержимое чужих трусов, напомнить оппоненту о его умершей матушке, послать на четыре буквы влюбленного в него с детства юного баскетболиста, дать леща какому-нибудь белому шибздику, а также вытребовать лишенный всякой сентиментальности гаргантюанский контракт, из-за которого потом всю лигу закрывали на локаут.
С чем у него возникали проблемы, так это самой идеей, что предстоит расставание с родными трибунами: с теми, кто проживал вместе с ним его победы и поражения, с теми, ради кого он вообще выходит на паркет. Несмотря на все проигрыши, на нестерпимую боль, на конфликтные отношения с руководством, Гарнетт и помыслить не мог о том, чтобы разорвать эту связь, не просто оправдывающую все его безобразия, а вообще определяющую его баскетбольное существование.
Еще в нулевых «фанбаза» была вполне реальным понятием и полностью ассоциировалась с клубом. Тех, кого болельщики не терпели, приходилось обменивать (пиковые Артест, Джексон, О’Нил после драки в Детройте). Тех, кого нелогично боготворили – вознаграждать не всегда заслуженными контрактами (Ник Коллисон, Саша Вуячич, Брайан Скалабрини). Игроки ротации становились частью семьи. И не существовало странноватой темы «Почему игрок не может переходить в другую команду, раз клуб может его обменять в любой момент?». Да потому что клуб – это не только какой-нибудь Сэм Хинки и его собака. Клуб – это еще и весь город, все болельщики, это маленькое спортивное братство, вместе с которым ты и отправляешься на эту аллегорическую войну против чужих.
Уход из клуба, естественно, приравнивался к предательству всех этих людей.
Гарнетт очень не хотел уходить, но ему пришлось.
Его чувства все понимали.
Один из знаковых моментов чемпионского сезона «Бостона» – приезд КейДжи в Миннесоту в 2008-м. Тогда он не играл, просто вышел в пальто на площадку, перед трибунами, где его встречали, словно родственника, вернувшегося из армии. Он и был родственником для каждого из присутствующих. Не потому, что играл лучше всех, пленял заражающей страстью, заслужил приз MVP, никогда не опускал руки рядом с никчемной командой, плакал из-за поражений…
Просто потому что был своим.
***
В 2010-м почти гарнеттовские слезы мелькнули напротив скамейки «Селтикс».
«Можно было видеть, что ему не хватало помощи, – вспоминал Док Риверс. В одном моменте мы забили, и он так выразительно посмотрел вокруг… Это было прямо напротив, он не позировал перед нами или перед кем-то еще. Он действительно так смотрел: «Что за херня происходит? Что за олени играют рядом со мной?». Он действительно так чувствовал.
И в тот же момент я все понял: мы его сделали. Я повернулся к своему помощнику Кевину Истмену и закричал: «Все, готов, он наш».
Леброн Джеймс в очередной раз почувствовал ту безнадежность, что преследовала Гарнетта на протяжении всей карьеры – свою ничтожность перед «Бостоном». После поражения он не подал руки игрокам «Селтикс», стащил с себя майку и ушел в подтрибунное помещение.
И тем же летом переступил всегда запретную черту – отрекся от клуба, бывших партнеров, Кливленда и местных болельщиков.
Само «Решение» – телевизионная программа, в рамках которой он объявлял о том, что отправляет свои таланты на южное побережье – сейчас кажется еще менее эпохальным, чем тогда. Курьезные детали мешают разглядеть в нем христологическую природу.
Прежде всего, любой, у кого был мозг, понимал, что желание публично рассказать о том, как ты бросаешь родной клуб, приведет к скандалу. И комиссионер НБА Дэвид Стерн, и президент «Майами» Пэт Райли хотели предотвратить надвигающуюся катастрофу, но не смогли. «Решение» было заведомой глупостью.
Потом поведение самого Джеймса не добавило значимости. Форвард чисто визуально все больше нервничал в прямом эфире – у него дрожали руки, он сбивался и повторял одно и то же. Он проговаривал очень важные тезисы – все то, что станет потом программой для существования новой лиги: «Клуб не помогает… Устал проигрывать… Мне нужно что-то новое, хочу сам контролировать свою судьбу». Вот только их смысл терялся: поплывший Леброн не мог четко их преподнести, а его собеседник все еще больше портил вопросами в стиле «Вы все еще грызете ногти?».
Дальше Джеймс уже закапывал себя – перешел на третье лицо.
«Хочу сделать то, что будет наилучшим для Леброна Джеймса, то, что благодаря чему Леброн Джеймс будет счастлив. Возможно, болельщики меня поймут. Возможно – нет. Но главное, что я сам буду доволен тем решением, которое принял. Представьте ситуацию иначе: «Кливленд» мог бы избавиться от меня в какой-то момент. Стала бы моя семья проклинать клуб? Конечно же, нет».
Джеймс осознал, что натворил уже по ходу эфира. И потерялся – он задохнулся потом под струей тут же хлынувшей ненависти.
«Я его встречал в аэропорту в три часа утра, – рассказывал Пэт Райли. – Помню, как я подошел к Леброну. Он был вымотан. Просто вчистую вымотан. У него слезы стояли в глазах. Леброн обнял меня и осел. Я помню, насколько тяжело все это было. В Майами не было никаких улыбок, никакой радости».
Наконец, грандиозный поступок сам по себе ничего Леброну не дал. Он распахнул шлюзы ненависти, и его самого уносило мощнейшим потоком.
Владелец «Кэвз» Дэн Гилберт написал легендарное письмо, в котором Леброн представал «бессердечным», «нарциссом», «бывшим королем», который совершил «трусливое предательство», «позорным образом повел себя эгоистично» и бросил играть по ходу серии с «Бостоном». Местные болельщики сжигали майки и устроили жесточайший прием во время возвращения в Кливленд. Журналисты в массе окрестили «Хит» «империей зла» и смаковали и слезы, и поражения, и любые мелочи, намекающие на приближающийся коллапс. Джеймс возглавлял все списки самых ненавистных спортсменов в Штатах и чувствовал негатив почти ежедневно, на каждой гостевой арене. Согласно опросам, количество людей, которые смотрели на него в позитивном ключе, уменьшилось на 42 процента, а количество тех, кто смотрел на него в негативном ключе, увеличилось на 77 процентов.
И главное – все это отражалось на нем, выбивало его из привычной колеи, мешало жить.
Джеймс также не показал себя супергероем.
Кобе Брайант вдохновлялся ненавистью. Майкл Джордан выдумывал ее, чтобы находить новые источники мотивации. Гарнетт, Ноа, Боуэн чувствовали себя в окружении оппозиции как в естественной среде.
Джеймса же ненависть сломала. Во многом из-за этого он пришел к главной катастрофе своей карьеры – к поражению от «Далласа».
«Мне потребовалось рухнуть на самое дно, чтобы понять, как я должен себя вести и как профессиональный спортсмен и как человек, – объяснял он. – Я потерял связь с тем, кем я был – и игроком, и человеком. Я позволил на меня повлиять всему тому, что происходило вокруг. Я чувствовал, что должен доказать что-то людям, хотя и не понимал зачем.
Летом в 2011-го, поговорив с Крисом Полом, я понял, что ошибался. Я люблю играть, делал это очень долго на очень высоком уровне, и не нужно ничего менять. Нужно просто делать то, что ты умеешь, улыбаться и стараться доминировать на высочайшем уровне. Делать это с удовольствием и помнить, что когда-то это была твоя мечта. Играть в НБА – это твоя мечта. Никогда больше не забывай этого».
В общем, на каждом уровне Джеймс не выглядел ни сверхчеловеком, ни расчетливым гением, ни уверенным в себе пионером новой эпохи. Поднимаясь на свою Голгофу, он был растерянным, нервным, захлебывающимся в слезах, потерявшим себя и свою игру перед всеобщим неприятием.
Самое важное для нас: он не казался избранным. Избранные открывают в себе нечто как минимум в решающий момент. Джеймс в четвертой четверти ключевого матча финальной серии с «Далласом» психологически сдался и перестал верить в себя.
Джеймс ничем не выделялся на фоне нового поколения баскетболистов, в которых сначала видят наследников Майкла Джордана, а потом дружно разочаровываются. Разочаровываются не из-за слишком высокой планки, а просто потому, что молодые не показывают той же преданности игре, делу, болельщикам, своему городу. Кевин Гарнетт мог проигрывать и вытаскивать из бедствующей «Миннесоты» сотни миллионов, но достаточно посмотреть на любую его игру, чтобы влюбиться в баскетбол навсегда: просто если кто-то отдается этой глупейшей беготне с мячом вот так, немыслимо, чтобы она того не стоила, а уважение к баскетболу было равноценно уважению к зрителям. Тех, кто приходили ему на смену, подозревали в намерении скорее попользоваться зрителями в своих интересах – ради пиара, ради денег…
И «Решение» эти подозрения еще больше укрепило. Если чем Леброн отличался от своих сверстников, так это глупостью советников, которые вообще могли придумать нечто подобное.
***
Именно поэтому какой-нибудь Лев Толстой мог бы подумать, что Леброн оказался в роли баскетбольного Ницше во многом случайно.
Естественно, это не так.
Вот вам три качества, которые делают Джеймса главным спортсменом десятилетия.
1. Леброн – самое безотказное и совершенное оружие эпохи.
Джеймс доминировал в баскетболе на протяжении целого десятилетия, дольше, чем кто-либо в истории до него.
Это могло не отражаться в победах, но каждый год проявлялось в его статусе. Джеймс неизменно был тем драконом, которого необходимо было завалить чемпиону. Впервые НБА пришла к парадоксальному положению: лучшим игроком лиги продолжали считать человека, который не то что MVP не мог получить, но и отдавал другим MVP финальной серии.
Статус лучшего игрока в данном случае – это самый понятный, самый безотказный, самый долговременный способ определять результат.
Леброн, совершенный атлет, оказывал на игру такое влияние, которое не было доступно никому другому даже в баскетболе (что говорить о других командных видах спорта, где роль игрока в разы меньше).
Он делал это понятно: за счет природных данных Джеймс сочетает в себе мощь Карла Мэлоуна, интеллект Мэджика Джонсона и подвижность маленького. Это уникальная комбинация скорости, ловкости, атлетизма, видения площадки, которая и выливалась в небывалую универсальность – стабильно топовые цифры по всем ключевым показателям.
Он делал это безотказно: Джеймс – единственный, кому удается с такой регулярностью проходить под щит и выбивать там наивысший процент попаданий. Порядка 70 процентов от всех атак Леброна идет из-под кольца, на пике карьеры он реализовывал отсюда 65-70 процентов, больше, чем лучшие центровые.
Он делал это всегда, за исключением прошлого сезона: у Джеймса не было никаких спадов ни из-за возраста, ни из-за плохой формы, ни из-за травм. Ни один другой спортсмен не даст вам подобной гарантии, что в июне он обязательно будет играть в финале.
На протяжении десятилетия 2010-х он восемь раз подряд играл в финалах, трижды побеждал, взял два приза MVP, три MVP финальных серий и, за исключением прошлого года, неизменно присутствовал в первой символической сборной.
2. Леброн приумножил природные таланты как никто другой.
В начале десятилетия Леброн считался туповатым суператлетом, который потеряется сразу, как только о себе заявит возраст.
В конце десятилетия 35-летний Леброн считается одним из самых интеллектуальных игроков в истории лиги, который все никак не начнет сдавать.
Между двумя точками – уйма усилий для преодоления какой-либо ограниченности.
Джеймс несколько раз менял тело – подстраивался под ускоряющуюся лигу, спасал колени от нагрузок, менял баланс между мобильностью и мощностью.
Джеймс почти каждый сезон корректировал баскетбольное портфолио – началось все с того, что Хаким Оладжувон учил его играть спиной, а продолжилось усилиями в улучшении качества броска и его дальности.
Выяснилось, что каждый год Джеймс вываливает полтора миллиона долларов на тело.
И что он приехал в Лос-Анджелес, чтобы вернуть многим вечную мечту детства – возможность посмотреть, что было бы, если бы Мэджик Джонсон не завершил карьеру раньше времени.
И что мало кто превосходит его в понимании игры – его голова не упускает детали бесчисленных матчей, не только проведенных лично им, но и важных для истории.
Как бы ни терял физически Леброн в силу возраста, он почти полностью научился компенсировать это за счет чтения игры – за счет феноменальных передач в те места, где еще никого нет, теперь вот за счет двоек с доминирующим «большим» Энтони Дэвисом, за счет понимания углов и создания оптимальных возможностей для снайперов…
Джеймс не только доказал преданность игре, которую подвергали сомнению. Пункт за пунктом он прошелся по претензиям хейтеров и вычеркнул пункты, которые отделяли его от абсолютного идеала. Стал баскетбольным симбиозом Месси и Роналду – эталоном одновременно и уникального таланта, и непостижимой работоспособности.
3. Леброн – носитель нового типа спортивной психологии.
Вернемся к цитате, закрывающей мытарства Джеймса в его проклятом сезоне после «Решения».
«Мне потребовалось рухнуть на самое дно, чтобы понять, как я должен себя вести и как профессиональный спортсмен и как человек. Мне нужно было вновь стать самим собой и не думать постоянно о том, кто и что говорит обо мне».
Ни один спортсмен в истории не чувствовал такого давления, как Леброн. В нем видели звезду уже с 14 лет, а в 17 – он оказался на обложке Sports Illustrated с заголовком «Избранный», матчи его команды попали на телевидение, а внимание к нему превышало внимание к суперзвездам профессионального спорта.
Он регулярно отмечался в разнообразных скандалах, его нелепые цитаты и пуки мгновенно превращались в мемы, а жизнь его команд не уступала по насыщенности любому реалити-шоу.
И даже с такой подготовкой Джеймс не выдержал всеобщей ненависти, потому что пытался отвечать на вызов и не смог.
В этом можно увидеть проблему: в конце концов, великие спортсмены именно что должны отвечать на вызовы. Ровно так, естественно, делал и идеал – Майкл Джордан, человек, который выходил разрывать в каждом матче, подпитывался любым негативом, устраивал показательные казни всем, кто осмеливался перейти ему дорогу. Как известно, в какой-то момент все тренеры лиги пресекали любые разговоры своих игроков с 23-м номером, потому что все уяснили, чем такие беседы обычно заканчиваются. Джордану было невыносимо тяжело – он это не скрывал и во многом из-за этого взял бейсбольную паузу – но именно в том, что он закрывал все проблемы, и принято находить корень его величия.
Джеймс сформулировал совершенно иной подход, подход, который выражается в полном презрении к любым внешним вызовам. У него есть четкая программа действий, но его нисколько не интересуют более-менее принимаемые всеми представления о том, как должен вести себя лучший игрок НБА.
Стеф Карри берет столько же титулов, сколько он. Джеймс никогда не показывает, что тот стал для него каким бы то ни было раздражителем.
«Голден Стэйт» уничтожает «Кливленд» в регулярном сезоне, а Дрэймонд Грин еще и недвусмысленно пихает Джеймса. Леброн спокойно сносит эту пощечину и никак не реагирует на порицания в медиа и соцсетях.
Кавай морочит «Лейкерс» голову, а потому собирает претендента в «Клипперс». Леброн не удосуживается настроиться на принципиальные встречи и обе очевидно проваливает.
Удивительная черта психологии Джеймса заключается в том, что он совершенно не ведется на общепризнанные стандарты поведения. В седьмых матчах он, конечно, показывает все лучшее, что у него есть, но в остальном смотрит на баскетбол слишком глобально, чтобы размениваться на игры регулярного сезона, пощечины от какого-то Беверли, оскорбительные выпады Грина, нападки всевозможных Моррисов, Стэнли Джонсонов и прочих Дешоунов Стивенсонов… Потрясающе здесь то, что для того, чтобы реализовать содержание второго пункта (постоянно прибавлять, улучшать хоть что-нибудь в любом возрасте), ему не нужны никакие дополнительные вызовы. Ему не нужно покидать вот эту зону комфорта, где он видит себя в вечности наедине с Джорданом, Ирвингом, Мэджиком и остальными.
Джеймс действительно не особенно уважает болельщиков.
И именно такой его настрой определил и все остальное: он знает, что тех, кто приходят посмотреть плей-офф и финал, абсолютное большинство и им нет дела до какого-нибудь февральского матча, что многое можно пересмотреть за счет правильной подачи в медиа и что болельщики все равно любят победителей.
Толпой легко манипулировать. Главное – самому не поддаваться на манипуляции толпы.
Поэтому «Леброн Джеймс делает только то, что делает счастливым Леброна Джеймса».
Это главная заповедь сверхспортсмена этого десятилетия, из которой и вышло все остальное. Джеймс был рожден баскетбольным Ницше. Но ему потребовалось время, чтобы подобрать инструменты влияния.
***
В 2013-м «Майами» использовал положение об амнистии, чтобы списать контракт Майка Миллера и тем самым сэкономить. Майк Миллер был одним из близких друзей Леброна Джеймса.
В 1988-м «Чикаго» обменял форварда Чарльза Оукли в «Нью-Йорк», чтобы приобрести столь нужного для борьбы за титул центрового – Билла Картрайта. Чарльз Оукли был одним из ближайших друзей Майкла Джордана.
Джордан мог отреагировать только с помощью мата.
Джеймс почувствовал, что «Хит» обманули его ожидания – они не дали ему всей полноты власти, на которую он по праву претендовал.
Летом 2014-го Леброн собрал вещи и отправился обратно в «Кливленд». Этот момент – красноречивое начало эпохи, когда власть окончательно переходит от владельцев/менеджеров/тренеров к суперзвездам и их агентам.
Сам переход, скрупулезно документированный, уже показал многое.
Джеймс ни в чем не участвовал – он отдыхал на Карибах, пока его представитель вел переговоры. Вся лига тем временем замерла в ожидании: почти десять дней все ждали, когда совершится главное подписание, чтобы действовать уже по ситуации.
Ну как вел переговоры. Выходящий из тени агент Рич Пол просто уведомил клубы об условиях Джеймса: во-первых, максимальный контракт – после истории с «Хит» он не собирался уступать владельцам ни доллара, во-вторых, гарантии того, что клуб готов тратить столько, сколько вообще возможно…
Затем была встреча с Гилбертом, владельцем «Кэвз» и автором того самого письма. Вроде бы никаких извинения не было, но «стороны заглянули друг другу в глаза» – Джеймс получил заверения, что все его требования будут выполняться.
Уже сам Джеймс искал для себя идеального партнера – изучив нескольких кандидатур, он выбрал форварда «Миннесоты» Кевину Лаву и позвонил ему первый. Лав отказывался переходить в «Кливленд» до новости о появлении там Джеймса, но мгновенно передумал после.
И наконец, так ни разу не дал понять Гилберту, что согласен на переход. «Кливленд» разгружал платежку и обменивал нужных игроков и отказывался от борьбы за свободных агентов (например, Гордона Хэйворда), но делал все это вслепую, лишь с надеждой.
11 июля Рич Пол позвонил «Кэвз» и уведомил, что Джеймс возвращается. В конце разговора Гилберт спросил: как Леброн собирается сообщить об этом событии.
«Не беспокойся, Дэн. Все уже знают».
Джеймс подписывал однолетние контракты и не давал клубу расслабиться. Никогда еще ни одна звезда в НБА не брала на себя так много. Он стал и тренером, и генеральным менеджером, и лицом клуба, и опекуном для всех в команде, и лидером не только «Кэвз», но и вообще всего Кливленда.
Джеймс принимал активное участие в формировании команды – выбрал конкретные кандидатуры (как, например, Лава), провоцировал трейды (когда не хватало запасного разыгрывающего или центрового), уволил Блатта, выражал нетерпение, когда его друзьям-партнерам не платили запрашиваемых сумм.
Одновременно занимался воспитательной работой среди окружавшей его теперь молодежи. Нашел способ коммуникации с сильно не похожим Лавом. В ежедневном режиме контролировал Кайри Ирвинга, которого так и не научился воспринимать иначе как «мальчика». Сделал человека из Джей Ар Смита. Опекал всех настолько докучливо, что как-то раз даже разгребал грязные вещи, разбросанные парнями в раздевалке.
Следующий переход – в «Лейкерс» – лишь упрочил статус самого влиятельного спортсмена.
Предшествовало его появлению подписание клубом Кентавиуса Колдэулл-Поупа – защитник, чьим агентом является Рич Пол, получил от «Лейкерс» явно завышенный контракт (18 млн на год, несмотря на месяц тюремного заключения по ходу сезона).
А кульминацией стала история с Энтони Дэвисом, тоже клиентом Пола. За два года до завершения действующего соглашения тот попросил обмена, причем ограничил список претендующих команд так, что, кроме «Лейкерс», в этом списке больше никого и не было.
Во всех переходах Джеймс хорошо видно перетягивание каната влиятельности. Сам Леброн выступил в роли тарана для остальных суперзвезд и сломал старую систему координат – от унижения после «Решения» до полного признания его прав в «Лейкерс».
Раньше клубы позиционировали себя как объединения болельщиков, которых нельзя было подводить. Джеймс назвал это откровенной манипуляцией и увидел в отношениях между клубами и звездами лишь контакт между работодателем и исполнителем. Переходы перестали восприниматься как предательство, стремление игроков к личному комфорту перестало быть чем-то постыдным.
Раньше звезды были привязаны к своим локациям и бились за родные организации. Джеймс объяснил, что криворукие организации не могут быть родными, так как они собственноручно закапывают короткую карьеру игроков своей некомпетентностью. Стало модным объединяться в суперкоманды, где звезды могли взять управление в свои руки и привлекать коллег из конкурирующих фирм.
Раньше звезды получали за любое проявление эгоизма – увольнение тренера, конфликт с партнером, требование обмена… Джеймс показал, что все должно крутиться вокруг лидера, вокруг франчайза, образующей суперзвезды. И любые требования уместны до тех пор, пока они не выходят за рамки коллективного соглашения (о чем забыли предупредить дядю Кавая Ленарда).
Раньше звезд били и за нарушение этических норм – Шака мурыжили из-за бесконечных женщин, Гарнетт сроднился с эпитетом «грязный», тот же Леброн сам получил пистон за то, что проигнорировал проблемы Дарфура. Джеймс обрел полный иммунитет от злопыхателей. Он может поддержать Китай в гонконгском вопросе. Он может выставить всю команду на обмен. Он может повести себя ровно так же, как Марко Матерацци, вечный символ подлости в футболе («перешагнуть игрока – это как нассать на него», – скажет Пэт Райли), в финале с «Голден Стэйт». И ничего – нормы спортивной этики меняются.
Раньше каждый переезд был обусловлен чрезвычайными обстоятельствами: повышенной индивидуальной капризностью (Баркли), депрессивной реакцией на захолустье (Карим), комплексом причин таким же огромным, как сам пациент (Шак)… Теперь лига пришла к полнейшей волатильности, и уже если ты не стремишься перебраться куда-либо, объединиться с другими звездами, вытребовать наилучшие условия, то на тебя смотрят как на убогого (парни из «Портленда»).
Все это стало возможным, естественно, благодаря тому, что изменилась сама основа спорта – болельщики.
До «Решения» клубы ориентировались на местных поклонников, на тех, кто заполняет трибуны и ценит локальные корни, даже фаны «Лейкерс», первой легализованной глорихантерской команды, выделяли Джордана Фармара, выпускника UCLA.
После «Решения» – связь с местной публикой оказалась утраченной, глобальная популярность лиги привела к тому, что в большей степени игру начала определять не поддержка клуба, а поддержка конкретной суперзвезды.
Джеймс выступил наилучшей иллюстрацией для такой трансформации. Его переезды были слишком показательны с экономической точки зрения: своим присутствием он в несколько раз увеличивал капитализацию нового клуба (например, «Кливленд» вырос с 515 млн до 915 млн еще до продажи «Клипперс»), влиял на прибыль (с Леброном «Кэвз» получали на 40 млн больше каждый год), существенно повышал доходы местного бизнеса, заметно влиял на рейтинги трансляций…
Именно поэтому Джеймс – главный человек десятилетия.
Никто другой не оказывал столь сильное влияние на свой спорт. Никто другой не менял так радикально законы, по которым существовал мир вокруг. Никто другой не аккумулировал в своих руках такое влияние.
Короче, никто другой не олицетворяет столь же четко идею о современном спортсмене, концентрирующем власть у себя, перерастающем в одиночку командный спорт, выходящем за любые нормы спортивной морали, чувствующем себя не только спортсменом, но и филантропом, общественным деятелем, политиком.
В конце концов, никто больше не называет самого влиятельного человека мира (нет, это не Путин) «чмом».
***
Когда Леброн только появился в НБА, его почему-то спросили:
– Может ли случиться так, что ваши отношения с Nike перевесят ваши отношения с будущим клубом?
– Nike для меня уже как семья. Я чувствую, что в долгу перед компанией, которая платит мне такие деньги.
Это десятилетие сделало частное мнение юного Джеймса повсеместным трендом.
В НБА, где существуют максимальные контракты, суперзвезды гораздо больше получают от производителей спортивной экипировки и других рекламодателей, нежели от своих клубов. И отношения с ними гораздо важнее: недаром в переезде Кевина Дюрэнта в «Голден Стэйт» увидели в том числе попытку Nike оттеснить флагмана их конкурента Under Armour.
Суперзвезды переросли клубы. В баскетболе, самом индивидуальном из всех командных видов спорта, они не только в большей степени определяют результат, но теперь еще и гораздо очевиднее двигают экономику города, влияют на стоимость клуба, определяют общее благосостояние лиги.
При этом, по сути, они перестают быть профессиональными спортсменами в традиционном смысле. Суперзвезды НБА – больше не баскетболисты, которые параллельно еще и подрабатывают на продаже кроссовок, теперь это продавцы кроссовок, которые используют баскетбол (и другие области) в качестве инструмента продвижения. Сами они превращаются в бренды, монетизирующие популярность в иных сферах, например, в соцсетях, как это делают футболисты, или в Голливуде, как это делает Леброн.
Один из доступных способов развивать бренд – это бороться за титул в НБА. А гарантированный вариант бороться за титул НБА достигается через объединение в суперкоманду с другими брендами.
Новая экономика задает новую систему координат. Важно было сломать старую, держащую игроков в подчинении у сложившихся условностей и правил. Как минимум в этом смысле Леброн выступил революционером, который снес прежний порядок: он, конечно, пострадал за грехи будущих поколений суперзвезд, но вернул власть тем, кому она должна принадлежать.
Следующее десятилетие покажет, какими неприятностями все это грозит НБА.
Автор Кирилл Свиридов