«Из этого толстяка выйдет толк». Великий комментатор Николай Озеров – большой теннисист: 24 раза брал чемпионат СССР и пугал соперников тюбетейкой

Сейчас в его честь названа крупная спортивная школа – правда, не хоккейная и не футбольная, а теннисная академия в Рязани. Потому что в первую очередь Озеров был теннисистом. Побеждать на турнирах он начал еще в детстве и в итоге 24 раза выигрывал чемпионат СССР в одиночке, паре и смешанном разряде.

В 12 лет выиграл чемпионат Москвы, учился технике, подавая мячи

Теннисом Озеров увлекся в начале 30-х – в девять лет на подмосковной станции Загорянка. Там жил любитель физкультуры, которого в автобиографии комментатор называет просто Виктором Михайловичем, и он учил детей играть в лапту и крокет, а особенно талантливых и старательных приглашал на теннисные корты. В Загорянке таких было три, у них не было ограждений, поэтому Виктор Михайлович красил мячи в красный – чтобы их легче было искать в траве.

В 12 лет Озеров выиграл чемпионат Москвы среди мальчиков – еще с любительской техникой. А в 1935-м пошел учиться теннису всерьез: в секции «Локомотива» и на кортах ЦДКА, где подавал мячи профессионалам. «Стоя за спиной наших мастеров, я играл мысленно, отражал удары, старался предугадать ход соперника и ответ «моего» игрока. И если теннисист, которому я подавал, не брал мяч, не успевал к нему, то я-то уж точно знал, что на его место не только достал бы, но и сыграл бы так, что соперник не в состоянии был бы отбить. Подавая мячи, я учился всему. Главным образом – технике», – писал Озеров в автобиографии «Всю жизнь за синей птицей».

В «Локомотиве» у него было три тренера, которые заново научили его играть, при этом сохраняя сильные стороны – удар справа, игру с лета, реакцию и скорость. «Они помогли мне выработать свой стиль, необычный, но интересный, для противников неудобный», – вспоминал комментатор. Физической подготовки добивались не только за счет тенниса, но еще баскетбола, футбола, лыж и гандбола, который Озеров называл ручным мячом. А еще в «Локомотиве» о нем «заботились, старались, чтобы всегда была лучшая ракетка, новые мячи, хорошие тапочки».

Считал великого Анри Коше учителем, во время войны деморализовал нацистов теннисом

В 1937-м и 1938-м в Москву приезжал один из четырех легендарных теннисных мушкетеров Анри Коше (мушкетерами называли французов, в 1927-1932-м принесших Франции шесть Кубков Дэвиса подряд. Под них построили стадион, на котором сейчас проводят «Ролан Гаррос»). Озеров участвовал в его мастер-классах – несмотря на статус чемпиона города, попадал он на них с трудом, потому что занимался в «Локомотиве», который тогда считался скромным спортивным обществом. Поэтому же он зимой не тренировался на корте – доступа к крытой площадке просто не было, и «весной приходилось догонять ушедших вперед конкурентов из именитых обществ». Позже он перешел в «Спартак» и остался с ним до конца жизни – какое-то время даже возглавлял.

Коше научил Озерова в первую очередь мышлению на корте. Тот писал в автобиографии: «Я понял, что в теннис играют не только руками, что это интересная творческая борьба. Как в шахматной партии, здесь необходимо переиграть соперника, перехитрить его, обмануть, заставить вести борьбу в невыгодных условиях». А чтобы впечатлить француза, при его появлении Озеров сразу же рвал к сетке, где у него хорошо получалось – и потом злился на себя, что не дал Коше возможности посоветовать что-нибудь по игре на задней линии.

Анри Коше

Тем не менее, Николай Николаевич утверждал, что француз так резюмировал его перспективы: «Из этого толстяка выйдет толк». И так хорошо запомнил, что спрашивал о его успехах в конце 50-х, когда Озеров встретил его в Марселе и Коше не узнал в нем того самого толстяка.

Та встреча в итоге создала комментатору много проблем. Он написал о ней в «Советском спорте» с заголовком «Встреча с учителем» – и получил от спортивных чиновников обвинения в политической близорукости и безответственности, потому что во время Второй мировой Коше сотрудничал с коллаборационистским правительством Виши. Редакции «Советского спорта» и другим журналистам удалось отстоять Озерова, доказав, что во время оккупации нацистами политической роли теннисист не играл и никакой подоплеки статья о нем не имела.

Сам Озеров во время войны на фронт не попал, а вместо этого вел психологическую борьбу при помощи тенниса. «Осенью 1941 года, когда мне не исполнилось и девятнадцати, я, как и все другие мальчишки, рвался на фронт. Но мне сказали: на фронте и без тебя обойдутся. Ты нужен здесь! Осталось нас тогда в Москве только трое теннисистов. И вот, чтобы враг видел, что советский народ не дрейфит, нас сажали на мотоцикл и перевозили с одного стадиона на другой, где мы проводили теннисные матчи. Их транслировались по радио на всю Москву. И, думаю, фашистские стукачи, которые наверняка были в городе, докладывали фрицам, мол, что с этих сумасшедших возьмешь? Тут снаряды рвутся, а они, знай себе, в теннис играют», – рассказывал он позже.

В 1944-м возобновили чемпионаты СССР, перед которыми всех теннисистов вызвали на сборы в Тбилиси. Озеров к тому времени стал заслуженным мастером спорта – всего в 21 год.

Всегда тяготел к лишнему весу, поэтому играл агрессивно. И запугивал соперников тюбетейкой

В первой половине 40-х Озеров параллельно с теннисом отучился в ГИТИС на актера. По всем оценкам, артистизм он берег не только для сцены, но и проявлял на корте – вместе с огромной мощью. Например, в 1955-м в советских газетах появилась серия технических статей о теннисе, в которых на примере Озерова доказывалась необходимость мощной подачи и плюсы тяжелых ракеток.

Сам он рассказывал о творчестве в матче с мастером точных ударов с задней линии Юрием Блиохом на чемпионате Москвы-1939: «Я шел вперед, к сетке. Применял подрезки, подкручивал мяч, укорачивал, даже применял «загорянскую» резаную подачу снизу». А потом в финале против Бориса Новикова пытался накручивать полусвечки, но не получилось, потому что крутить в те времена еще не умел.

Намного позже о его игре вспоминала Наталья Ветошникова, с которой в 1946-м он выиграл чемпионат Москвы в миксте: «В жизни он выглядел довольно неуклюже, с тяжелой мешковатой походкой, а на корте волшебно преображался. Реакция у него была потрясающая. Он очень умно играл, знал, как и куда сыграть, а не просто откидывал мяч как попало. Против него было тяжело играть. Когда он играл против женщин, он не силовую подачу делал, а запускал крученую, и предсказать, куда отскочит мяч, было невозможно. Он прекрасно играл у сетки. Благодаря очень умной игре, прекрасному выбору позиции он доставал такие мячи, которые более стройный человек не достал бы».

Часто теннис Озерова вспоминала Анна Дмитриева: «Как человек талантливый, Николай Николаевич в теннисе умел многое предугадать. Это был его главный козырь. Николай Николаевич ведь всегда страдал от лишнего веса, так что бегать за чужими мячами у него попросту не было сил. Озеров играл в активный теннис. У него были хороша первая подача – пушка и такой же зверский удар справа. Он под него забегал и с любой точки – весьма современно по нынешним меркам – все забивал.

Это был человек, который создавал и разыгрывал разные творческие комбинации. Поэтому на теннисиста Озерова ходил зритель. Его игра была не мучительной работой, а творческим созиданием. Конечно, у Николая Николаевича были и слабые места. Удар слева – так вообще дырка. Зато он изящно использовал свои игроцкие козыри и побеждал».

Анна Дмитриева

Неуклюжесть Озерова все же иногда проникала на корт – например, Ветошникова рассказывала, что однажды он случайно разбил ракеткой нос напарнице. Его агрессивный настрой выливался еще и в то, что, по словам Дмитриевой, он никогда не жалел женщин на корте, и она всегда ждала, что его катюша (так называли его форхенд) полетит в ее сторону.

А театральность Озерова проявлялась в умении использовать костюм как элемент устрашения. Рассказывали, что у него была любимая тюбетейка, которую он надевал, когда якобы брался за игру всерьез. Поэтому, если он доставал ее по ходу матча – обязательно со свирепым лицом, – соперники сразу нервничали.

Закончил с теннисом в 50-х – после операции на колене под местным наркозом и ссоры с чиновниками

Из-за политики во времена Озерова теннисисты почти не участвовали в международных турнирах. Анна Дмитриева и Андрей Потанин стали первыми советскими теннисистами на «Уимблдоне» только в 1958-м, но Николай Николаевич к тому времени уже полностью сосредоточился на журналистике и театре.

На уровне Союза Озеров побеждал до конца карьеры и постоянно как будто что-то доказывал. Например, в 1951-м выиграл через семь месяцев после того, как ему полностью перебрали колено, травмированное еще в детстве. На операцию, сделанную под местным наркозом, Озеров пошел, потому что перед матчем зимнего чемпионата Москвы у него «выскочил мениск», но врачи турнира не поверили и потребовали осмотра. Оказалось, что без хирургического вмешательства сустав может завершить и теннисную, и театральную карьеру.

Титул 1951-го был важен еще и по личным причинам. Озеров стал чемпионом страны впервые за четыре года и потери звания после ссоры с невестой, запустившей тяжелый период. «Моя подруга стала ревновать и с каждым днем все больше убеждалась, что я плохой. Друзья и тренеры старались ее успокоить, но все было напрасно. И за час до решающего матча, когда я уже готовился к финалу, открылась дверь, вошла она и сказала самую злую фразу, какую только могла сказать в тот момент: «Все равно проиграешь». Весь матч я не мог отделаться от этой фразы. Проиграв, я перепрыгнул через сетку, расцеловал Негребецкого (Эдуард Негребецкий – 20-кратный чемпион СССР, которого Озеров называл «блестящим тактиком» – Sports.ru) и убежал к Неве. Слез моих никто не видел. Но они были. Было очень горько. Словом, жизнь была кончена», – вспоминал Озеров в автобиографии.

Последний раз чемпионом СССР он стал в 1953-м – причем абсолютным, победив в одиночке, паре и миксте. Сделал он это на фоне конфликта со спортивными чиновниками, возникшего из-за того, что ему было трудно поддерживать форму – мешали театр, начало работы комментатором и командировка на Олимпиаду-52, болезнь отца и собственная травма. Руководство Спорткомитета перед турниром вывело его из сборной СССР, опубликовав приказ со словами: «В течение длительного времени товарищ Озеров недооценивал значение общей физической подготовки, распылял свое внимание и время на различного рода деятельность, в тренировочной работе не имел устремленности, совершенно не соблюдал режим».

После победы в Киеве Озеров попросил снять его со стипендии и завершил профессиональную карьеру. Играть он, конечно, не бросил, и в 1955-м даже участвовал в первой Спартакиаде народов СССР – для этого он лег в Институт питания и похудел на 20 кг за полтора месяца.

***

Больше всего Озеров жалел, что не мог выступать на крупных международных турнирах. А когда советский теннис ушел в мир и даже попал на телевидение, он уже был просто любителем. Многие жалели, что Озеров не комментировал теннис, но это было его сознательное решение. Рассказывает Анна Дмитриева: «Николай Николаевич всегда меня поддерживал. Когда я только начинала работать комментатором, он сказал: «Если тебе удастся подвинуть теннис на телеэкраны, я никогда не встану перед тобой. Ты будешь комментатором номер 1». Он не собирался комментировать теннис, но дал понять, чтобы я не испытывала пиетета перед его существованием. Мои первые репортажи приходил специально смотреть, обсуждал очень ласково. Никогда не критиковал».

Теннис остался с Озеровым до конца жизни – буквально. Николай Николаевич умер через несколько дней после того, как в 1997-м присутствовал на турнире в Сочи, названном его именем.

Фото: РИА Новости/Дмитрий Донской, Виталий Арманд; spartak.ru; Gettyimages.ru/Topical Press Agency; автобиография Николая Озерова «Всю жизнь за Синей птицей»