Где сидел футболист «Спартака» Севидов и что с ним делали на зоне. Ему угрожали украинцы, от расправы спасла мать

Юрий был на волоске от смерти.

Юрий Севидов — талантливый футболист «Спартака» с печальной судьбой. На заре 1960-х он был одним из самых ярких нападающих СССР, но в 23 года допустил роковую ошибку, которая стоила ему карьеры и нескольких лет тюрьмы.

Мы уже рассказывали, как Юрий случайно сбил авторитетного советского академика Дмитрия Рябчикова и за это угодил за решетку. Тогда футболиста «мочила» вся страна, поэтом суд дал ему максимально возможный срок по его статье — 10 лет.

Теперь же вспомним, где Севидов отбывал наказание и что ему пришлось перенести за это время.

Вятлаг

На зоне Севидова защищал авторитет Заур. Когда он освободился, футболиста решили убить

Прежде чем отправиться в лагерь, Севидов провел пять месяцев в Бутырской тюрьме. Там он сидел в ужасной камере-одиночке, ожидая окончания расследования и суда.

«Дорогая Галинка, здравствуй!» — писал Севидов из тюрьмы жене. «Девонька моя, очень по тебе соскучился. Даже начинаю забывать твои милые черты. Кажется, что я просто видел тебя очень давно и во сне. Вообще, у меня впечатление, что сижу в тюрьме черт знает сколько. Всю жизнь. И из этого проклятого Бутыр-холла никогда уже не выйду. Жду суда как праздника, потому что увижу тебя. Ложусь и встаю с мыслью: «Как там мой Галчонок?» Господь наказал меня только за одну мысль изменить тебе. Не знаю, почему я поехал к этим девкам. Вероятно, сошел с ума. Если можешь, прости меня. Гнетет постоянное чувство голода. Питание здесь — даст фору Дахау. Ну, ничего, скоро уеду в лагерь, там будет легче».

Летом 1966-го суд, наконец, вынес футболисту приговор, после чего его отправили в Вятлаг — Вятский исправительно-трудовой лагерь в Кировской области.

«Везли Бог знает сколько до Кирова, 13 человек в купе, не продохнуть. Недели две в кировской тюрьме. Жрать нечего, обессилел. Следом в лагерь — от города в поселок Лесной триста километров, и оттуда километров сорок в тайгу. Смотрю — два барака, офицерский и солдатский. Зона огорожена. Начальник вызывает: «В лес пойдешь?» — «А у вас спрашивают?» Отвечает: «Срок большой, некоторые с дури бегут». — «Что, есть куда бежать?» — «Под пули…» Тогда, отвечаю, не побегу. Как-то двое рванули в поселок за водкой, так их застрелили и перед зоной трупы бросили. Бегите еще, кто хочет… Кстати, в зоне водки было невпроворот. Ящиками. Банщик приторговывал.

Приехал я днем — все на работе. Вечером возвращаются, меня в Ленинскую комнату вызывают. Красная скатерть, водка, закуска. «Юра, мы, болельщики, слышали…» Выпил стакан — и свалился. Выворачивало дико. Наутро майор вызывает: «Встретили? Смотри, алкоголем не увлекайся…» — вспоминал Севидов.

На зоне Юрию, как и остальным зэкам, пришлось работать. Сначала он был библиотекарем, а затем переквалифицировался в нарядчика.

«Галчонок, у меня перемены. Я теперь работаю помощником нарядчика. Очень много пишу. Утром с 6 до 10 пишу рапорты, приказы и вечером с 17 до 22 — то же самое. Ну, а днем разные мелкие дела», — писал Севидов.

К счастью для футболиста, к ручному труду его не подпускали — берегли.

«Как-то топор взял сучья рубить, так зеки со смеху полегли. Отобрали: «Лучше, Юрок, за костром присматривай, а то ноги себе покалечишь, играть не сможешь», — рассказывал футболист.

Из личного архива Юрия Севидова

На зоне Севидов пользовался огромным уважением. Его опекал авторитет Заур, который обожал футбол. Так что зэки, как правило, не трогали Юрия. А тем, из-за кого Севидов попадал в неприятности, серьезно доставалось.

«Опекал меня грузин Заур по прозвищу Зверь. В авторитете. Футбол обожал. Я нарядчик, утром сдаю людей конвою, фамилии называю — и бригады в лес едут. В бригаде обязательно должны быть моторист и тракторист. Подходят вечером парни, украинцы, уже поддавшие: «У Шаболина завтра день рождения, найди ему замену». Ищу — и не нахожу. Захожу в барак: «Извините, надо ему выйти». — «Ладно, выйдет…»

Утром зэки выходят в капюшонах, я фамилию называю — конвой забирает. Знал бы, что вместо того другой кто-то вышел! Час спустя начальник прибегает: «Бригада не работает, тракториста нет — ты кого выпустил?!» А я знаю, кого я выпустил? Бегом в барак, а тот пьяный уже. Отвезли его в лес, а потом в штрафной изолятор на неделю заперли.

Украинцы, человек шесть, вечером у барака меня ловят, тесак к животу, ватник разрезали, по телу водят: «Заложил, да? Ткнуть? Смотри, не уйдешь…» А я жил с ворами в бараке. Прихожу, рассказываю. «Ты их предупреждал, что надо выйти? Сейчас разберемся!» Приводят этого Шаболина. «Севид тебя предупреждал? Ты его подставил? Снимай штаны…» Тут уж я испугался: «Не надо, зачем…» — «Молчи!» Взяли его за руки, за ноги — и об угол. Крови — море. Сели, покурили полчасика, лепилу позвали. Врача».

В Вятлаге все складывалось хорошо до тех пор, пока Заур досрочно не освободился. После — над футболистом нависла смертельная опасность. Ради спасения жизни ему даже пришлось подключать родителей.

«Тогда шла борьба за власть на зоне — мой покровитель, Заур, против украинцев. Те меня предупредили — власть возьмем, тебя первого под нож. И тут Заура досрочно освобождают! Отцу передаю: «Срочно вытаскивай, зарежут…»

Отец с матерью на прием к заму Щелокова помчались, мать на колени рухнула — перевели в другой лагерь, в Бобруйске», — говорил Севидов.

Бобруйск

В лагерях Севидова навещала жена. Из Бобруйска она «привезла» ребенка Сашу

Лагерь в Бобруйске, по словам Севидова, был почти «пионерским» по сравнению с Вятлагом. Там оказались намного лучше условия проживания, да и зэки, в большинстве своем, были обычными работягами. Вместе с ними Севидов строил шинный завод.

Примерно раз в неделю Юрию позволяли играть в футбол — «барак на барак». А все остальное свободное время он посвящал чтению и изучению английского языка.

«Галчонок, немного о деле. Пришли мне в лагерь бандеролью английские книги. Первая книга: К. Н. Качалова «Грамматика английского языка» и «Справочник-ключ к упражнениям по грамматике». Вторая: «Разговорник по английскому языку», третья: «Для занимающихся английским языком самостоятельно» и несколько сказок на английском языке для 7—10-х классов», — писал Севидов.

«Юра Ремарка любил, по «Трем товарищам» обмирал! Но потом пишет: «Ты почитай этот отрывок у Ремарка! Как это трудно — обратно наверх подняться». — «Э-э-э, — думаю, — больше я тебе, Юрочка, Ремарка слать не буду. Он на тебя плохо действует…» — рассказывала его жена Галина.

pressball.by

В Бобруйске, примерно за два года до освобождения, Севидов услышал одну из самых радостных новостей в жизни. Галина написала ему, что он вскоре станет отцом.

«Галенька, женуля моя родная, сегодня я получил твое письмо от 14 июня. Галка, я просто потрясен. Не могу поверить, что я действительно буду отцом. Счастлив как мальчишка. Все думаю: вдруг она ошиблась, мне просто не верится. Ну, первым делом, как только я опомнился, начал высчитывать — по моим подсчетам, ты должна родить где-то в начале февраля. У меня будет маленький! Мальчик. Я уже гадал здесь у одного цыгана! Он мне сказал точно, что мальчик, но и девочка — тоже хорошо!»

Оказалось, что Юрию нагадали верно — Галина действительно родила мальчика. Ребенка решили назвать Сашей.

«Из Бобруйска я в майские праздники сразу Сашку привезла. Там был кирпичный дом: внизу администрация, а мы на свидание на второй этаж поднимаемся. Кровать, газовая плита, чайник алюминиевый, тазик, кружка, охранник нам ведро воды принес, постель нам дали. Спортивный костюм на Юре, спортивный костюм на мне. По сравнению с Вятлагом — Европа!» — рассказывала Галина.

Гродно

В статусе заключенного Севидов выезжал из страны. И даже успел на роды жены

Следом за вестью о беременности жены пришла еще одна отличная новость — футболист попал под амнистию, так что вместо положенных 10 лет ему надо было отсидеть только четыре.

«Отец с матерью часто приезжали, жена. Я надеждой жил — скоро 67-й год, 50 лет Советской власти, большая амнистия. Она мне половину срока срезала. Отец тогда подполковничью свою форму надел, приехал — на «химию» меня перевели», — рассказывал Севидов.

Из Бобруйска форварда «Спартака» отправили на поселение в Гродно. «Химией» он называл химический завод, на котором ему приходилось оборачивать трубы химволокном. Порой стеклянные колючки врезались в тело футболиста и попадали под кожу, отчего она ужасно чесалась. Но от этой напасти помог избавиться отец игрока. Он похлопотал, и вскоре Севидова устроили играющим тренером футбольной команды при заводе.

В этот момент невольной жизни игрока пришел конец. Де-юре в Гродно Юрий был еще заключенным, но де-факто получил свободу.

Вместе с командой он гонял на выезды в другие города и даже страны.

«Там сразу команду дали, сам тренировал, сам играл. Тренировался в «Химике», а это уже класс Б, уровень. Меня даже хотели в минское «Динамо» к отцу перевести. Я, заключенный, представьте, в Польшу ездил, забил там!» — рассказывал форвард.

Из личного архива семьи Владимира Маслаченко

В Гродно Севидов снимал жилье, куда к нему приезжала беременная жена. А порой футболисту даже позволяли навещать Галину в Москве, так что рождение ребенка он не пропустил.

«Звонит мне в Москву 10 февраля: «Ты еще не родила?» — «Нет, говорю, еще топаю». А в семь утра меня повезли. Потом я ему звоню: «Юра! Я из больницы не выйду! Сына должны вручить только отцу!» И он приехал в Москву! С мамой. С немецкой коляской.

Мы уже не тосковали так. Я к нему с сыном два лета ездила — [отец Юрия] Сан Саныч помогал снимать в Гродно комнатку. Ванная! Вода горячая! Потом Юра стал приезжать потихоньку — нет-нет, да вырвется на недельку. Это было, конечно, очень рискованно… Саныч билеты брал, выписывал ему какие-то «командировки» в Москву. Ох, как Юрке домой хотелось!» — вспоминала Галина.

Долгожданное счастливое известие пришло в декабре 1969-го. Футболист позвонил в жене под Новый год и прокричал в трубку: «Все! Решилось! Решилось! Освобожден!»

РИА Новости

Вскоре Юрий был уже дома с семьей.