«Катаю на ЧМ, а в это время с космодрома стартует корабль, который я собирал». Фигурист Тюменцев нашел работу у Илона Маска

Уникальная история в мировой фигурке: парник из США, взявший титул чемпиона мира, при этом работает фулл-тайм на заводе Илона Маска. Как совмещать успешную карьеру в ракетостроении и фигурном катании?

21-летний Даниил Тюменцев, сын наших эмигрантов, катает за американскую сборную – и очень успешно. В паре с Софией Барам (у нее украинские корни) Тюменцев выиграл прошлый чемпионат мира среди юниоров. Перспективам во взрослых, однако, мешает большая разница в возрасте партнеров: Софии только 14 – и значит, на Олимпиаду-2026 она не попадает.

Более того, если бы не недавнее решение ISU, то пара дальше не выступала бы даже по юниорам. После 21 года фигуристы должны переходить во взрослые. Но спортивные чиновники, видя плачевное положение в парном катании, сделали исключение для тех юниорских дуэтов, в которых один партнер еще не мог выйти во взрослые, а другой – уже не мог кататься по юниорам. В паре Софии и Даниила именно такой расклад.

Но на днях – «после долгих месяцев раздумий и обсуждений» – Барам и Тюменцев объявили о распаде, решив «закончить партнерство на высокой ноте». София пока будет выступать в одиночном катании и искать нового партнера, а Даниил сосредоточится на учебе и работе у Маска.

Мы поговорили с Тюменцевым о работе в SpaceX, жизни между катком и ракетным заводом и надеждах выступить на Олимпиаде. Разговор начался по-русски, но быстро переключился на английский – Даниилу так было легче.

«Люблю фигурное катание, но моя главная страсть – космические корабли». Тюменцев сделал выбор, несмотря на золото ЮЧМ

– Очень хочется расспросить про космос и Маска, но сначала давай про Тюменцева-фигуриста. Кто тебя привел в спорт?

– Мама. Она занималась фигурным катанием в России в 90-е и даже подавала надежды в юниорах. Но потом отучилась в спортивном институте и стала тренером. В начале 2000-х они с папой переехали в США, где мама продолжила тренировать. А когда мне исполнилось три года, поставила на коньки и меня.

Поначалу я параллельно занимался хоккеем, но потом пришлось выбрать – точнее, выбор за меня сделала мама, рассудив, что в фигурке у мальчика перспективы лучше. Хотя в Техасе (мы тогда жили там) с перспективами было не очень: летом каток закрывали – в жару морозить лед невыгодно. Поэтому нам приходилось ездить в Колорадо или сидеть несколько месяцев без ледовых тренировок.

Начинал я как одиночник, но 7 лет назад перешел в пары – тоже с маминой подачи. Я, если честно, был против – видел себя только в одиночном катании, обожал прыгать, да и отвечать только за себя гораздо легче.

А потом потихоньку втянулся. Так что мама была права во всем, хаха.

– Одно время ты катался с дочкой олимпийской чемпионки-1992 в парном катании Натальи Мишкутенок.

– Да, мы несколько лет выступали с Наташей (ее тоже зовут Наталья Мишкутенок) в паре – даже стали чемпионами США по новисам. Мы планировали кататься вместе и в юниорах, но случилась пандемия, которая спутала нам все карты. Наташа бросила спорт, а вот ее мама по-прежнему тренирует в Колорадо-Спрингс. Кстати, ее ребята выступали вместе с нами на последнем юниорском чемпионате мира.

– Как появилась пара Барам / Тюменцев?

– У наших с Соней мам очень похожая история. Она тоже была фигуристкой, тренировалась на Украине и даже прыгала тройные. Сейчас работает тренером в Калифорнии. С моей мамой они знакомы сто лет, так что когда я оказался без партнерши, мне сразу предложили Соню – несмотря на разницу в возрасте. Это же было еще до решения ISU о поднятии возрастного лимита.

Именно благодаря Соне этот сезон был чистым удовольствием, кататься с ней – такой кайф. Мы все время смеялись, так что у меня не осталось ощущения тяжелой работы. Она мне как младшая сестренка – я благодарен судьбе, что мне досталась такая классная партнерша. Когда у меня садилась батарейка, она не давала мне унывать.

Соня – неугомонный ураган. Она не замолкает даже во время выступлений, разговаривая со мной на льду: «Соберись! Прыгай! Держись!» Я вообще не понимаю, как ей это удается, я бы умер, у меня не хватило бы дыхалки.

– Вы общаетесь на английском?

– В основном, да. Но иногда переходим на русский. На тренировках тоже перескакиваем с одного языка на другой. На нашем первом этапе Гран-при мы с удивлением поняли, что там все почти знали русский язык – я имею в виду спортсменов и тренеров. Настоящий язык международного общения в фигурном катании.

– В американской фигурке сейчас обилие русских фамилий. Как ты думаешь, в чем причина?

– В Америке детей не принято отдавать в фигурное катание. Когда в моей школе узнали, чем я занимаюсь, все были в шоке: «Фигурное катание? Это что, спорт такой?» Обычно детей тут отдают в футбол, плавание или легкую атлетику, а фигурное катание – это экзотика. Хотя его популярность немного растет, но да, русских фамилий в этом спорте – большинство. Выросло поколение детей людей, уехавших из России.

– У вас был очень успешный сезон по юниорам: победа на этапе Гран-при, серебро в финале, а потом и золото чемпионата мира. Есть польза от титулов в обычной жизни?

– О да, особенно при поступлении в университет. Достижения в спорте означают, что ты упертый, можешь много работать и знаешь, как прийти к поставленным целям. Иногда это помогает и в получении стипендий и грантов на образование. Так что да, польза от медалей есть, она вполне материальная.

А сезон получился правда невероятный – мы и надеяться не могли на такие результаты. Кроме слова «вау» и сказать нечего, мне потребовалась много недель, чтобы уложить это в голове.

Несколько месяцев после ЮЧМ мы не катались, и я много думал, хочу ли оставаться в фигурном катании? Или мне важнее более серьезно заняться учебой и работой? Пока решил взять паузу, но выходом на пенсию это назвать не могу, с фигурным катанием не прощаюсь.

Я только что поступил в Университет Аризоны (перевелся туда из местного колледжа, где учиться было гораздо легче и дешевле, хаха), буду получать диплом бакалавра.

– Хотела спросить, что тебя сейчас зажигает больше – фигурное катание или космос – но, кажется, ответ ясен.

– Честно? Я люблю фигурное катание, но моя главная страсть – это, конечно, космические корабли.

Как получить работу в SpaceX и чем тут могут помочь медали

– Откуда в твоей жизни взялся космос?

– Однажды на уроке (я был в третьем классе) учительница включила трансляцию запуска последнего шаттла. И все, с тех пор я без конца смотрел видео про космос, часами зависал на сайте NASA и мастерил ракеты. Довольно быстро я понял, что хочу сделать это делом жизни.

Сначала думал о работе в NASA, но потом узнал про SpaceX – и пропал. У них тогда как раз прошел первый успешный запуск ракеты Falcon. К окончанию школы я не рассматривал другие варианты – хотел работать только в SpaceX. Я отправил им резюме, но ответа не получил.

Тогда занялся фотографией – стал снимать ракеты и специально ездил поближе к стартовым площадкам, чтобы получились классные фото.

– А как это вообще происходит? У тебя разгар соревновательного сезона – и параллельно ты рассылаешь рабочие резюме?

– Я жил в бешеном ритме – тренировался, ездил по соревнованиям и учился в колледже. Но да, продолжал писать в SpaceX. К тому моменту я уже учился на инженера-механика в местном колледже, так что по профилю им подходил.

Последний раз отправил резюме, когда был на одном из турниров. И через неделю они мне перезвонили! Номер не определился, но я почувствовал, что это тот самый звонок. Позвали на первый раунд интервью – даже не лично, сначала собеседовали по телефону. Сказали «ок, ты нам интересен, давай общаться дальше» – и я чуть не сошел с ума от радости.

Но потом были долгие месяцы других интервью – мне пришлось проходить несколько стадий отбора, процесс оказался совсем не быстрым. В NASA меня тоже смотрели, работа с ракетными двигателями это предполагает.  

Кстати, знаете, что мне помогло в итоге попасть в SpaceX? Фигурное катание. Звучит странно, я понимаю, но тут мы возвращаемся к разговору о ценности титулов. Уже после того, как я вышел на работу, узнал, почему выбрали именно меня. Мне объяснили, что им понравилась моя приверженность спорту, мой commitment, то, как серьезно я подходил к фигурному катанию. Оказалось, что то же самое ждут от сотрудников и работодатели.

В общем, 17 октября 2022 года был мой первый рабочий день в SpaceX, всего через неделю после того, как я прилетел с этапа Гран-при в Гданьске, где мы с Соней взяли бронзу.

– Как это возможно совмещать? Сколько часов в день ты спал?

– С этим было сложнее всего. Мой обычный день выглядел так. Подъем в 8 утра, потом я ехал на каток, где занимался до полудня. В перерывах между тренировками там же на катке учился (колледж ведь никто не отменял). Потом возвращался домой и продолжал учебу.

А к четырем часам я уже на работе. Смены были вечерние, так что освобождался в 3 часа ночи. До дома где-то час езды, в 4 утра ложился спать. И так пять дней в неделю.

– Боюсь спросить про выходные.

– Ну, чаще всего по субботам я не работал (хотя и такое случалось). Поэтому в субботу были только тренировки – зато они начинались в 7 утра (угу, я только в 4 приезжал с работы), так что это был мой самый нелюбимый день недели. В общем, по воскресеньям я просто отсыпался за всю неделю.

«В космосе уже побывала куча штуковин, которые я собирал». Кем Тюменцев работает у Маска (и кем мечтает)?

– Расскажи тогда, чем ты занимаешься в SpaceX? Ради чего такое геройство?

– Я propulsion technician – техник, который собирает ракетные двигатели.

– Прямо для настоящих ракет?

– Ага, мне повезло – в космосе уже побывала куча штуковин, которые я собирал. Иногда сложно отследить серийные номера – что-когда-куда полетело – но есть вещи, которые я знаю наверняка.

Когда я только пришел в SpaceX, меня сразу взяли в команду, работавшую над двигателем космического корабля Crew Dragon. Это был первый настоящий ракетный двигатель, который я трогал и собирал своими руками. Именно он стоял на ракете, которая в марте этого года доставила на МКС четырех астронавтов (среди них был и россиянин Андрей Федяев – Sports.ru).

И вот я приехал в Калгари на чемпионат мира среди юниоров, соревнуюсь, прыгаю – а в это же время с космодрома NASA во Флориде стартует корабль, к которому я приложил руку! В голове не укладывается, если честно.

– Не то слово. То есть утром коньки, вечером ракеты. Что дальше?

– Сейчас я занимаюсь, в основном, сборкой и испытаниями двигателей, подробнее уж не могу, простите. Но мне ужасно интересно, как все устроено – поэтому я и хочу стать инженером. В общем, хочу сам отправлять ракеты в космос. И хочу стать тем чуваком, который отвечает за космический запуск – чей голос мы слышим во время финального обратного отсчета «десять, девять, восемь… пуск!»

– А космонавтом стать никогда не хотел?

– Разве что в детстве. Но сейчас я гораздо лучше разбираюсь в том, как устроены ракеты, поэтому нет, спасибо. Вообще-то, это опасно. Любой человек, который что-то понимает в ракетостроении, скажет, что это гигантская летающая бомба.

Ракета ведь по большей части состоит из ракетного топлива. Даже поговорка такая есть: «Ракета может взорваться по тысяче причин, и лишь по одной взлететь». Поэтому наша задача как раз – все перепроверить миллион раз, чтобы все прошло хорошо.

– Тебе, наверное, тяжело смотреть голливудские фильмы про космос. Много там ерунды?

– О да, иногда это кошмар. Самые нормальные фильмы – которые хоть немного похожи на то, как дело обстоит в реальности – «Аполлон-13» и «Марсианин». «Интерстеллар» тоже ничего, но там больше про теоретическую физику.

– То есть не «Армагеддон», да?

– Боже, нет. Самое смешное, что я ведь катался под саундтрек из этого фильма, когда еще был в одиночниках.

– А твои коллеги знают, что ты еще и катаешься?

– Некоторые в курсе, но мы редко про это разговариваем. Там же ракеты вокруг, я ни о чем больше думать не могу.

Илон Маск, ракета Starship и, конечно же, Tesla

– Ты берешь паузу, но со спортом не прощаешься. Соревнования-то смотреть будешь?

– Конечно, особенно если на них будет Соня. А вообще, я не просто так говорю, что люблю фигурное катание. Я даже на работе ставил рядом телефон и в перерывах одним глазом смотрел этапы Гран-при. Мне это интересно.

Я всю жизнь в этом спорте, не представляю, как без него жить. Поэтому решение взять паузу было совсем не простым. Мне нравится быть на льду, я люблю поездки на соревнования и адреналин от выступлений. Вдобавок это позволяет отвлекаться от работы, что тоже полезно. Одно дополняет другое: если у меня была тяжелая тренировка, я переключаюсь на работу и отдыхаю. И наоборот. Посмотрим, как все пойдет сейчас.

Главная сложность в том, что на меня все свалилось одновременно – и работа в SpaceX, и успехи на льду. Наверное, трудно объять необъятное, и к концу сезона я понял, что надо выбрать что-то одно – хотя бы на время. Как минимум чтобы выспаться. Отказываться от работы мечты я не готов – не всякому выпадает такой шанс, согласитесь.

– Как объяснить человеку со стороны, почему все так мечтают там работать?

– Это уникальное место. Мы каждый день делаем что-то новое, придумываем то, чего до нас не существовало. Это постоянный прогресс, SpaceX ежедневно раздвигает границы возможного.

Возьмите, к примеру, ракету Starship: ее стартовая площадка видоизменяется и корректируется практически каждый день, вы видите, как она становится лучше. Это и есть ответ на вопрос, в чем крутость SpaceX. Они никогда не останавливаются и все время идут вперед.

Вспомните, как над ними смеялись, когда у компании не получалось успешно приземлить ракету. И кто смеется сейчас? SpaceX делает запуски пять раз в месяц, но главное – ракеты используются повторно. Некоторые ракеты делают по 15 полетов – это же невероятный результат. Там чертовски интересно работать.

– Из тебя вышел бы хороший амбассадор SpaceX.

– Было бы неплохо. Но я правда горжусь тем, где работаю. Потому что верю, что мы можем помочь всему человечеству. Дело совсем не в деньгах, а в том, что у людей есть мечта – полететь на другую планету, совсем как в книжках. Илон Маск довольно откровенно об этом говорит: «Если на Земле произойдет катастрофа, нам понадобится планета Б».

Это объясняет и идею повторного использования ракет. Каждый запуск стоит сотни миллионов долларов – и было бы неплохо эту сумму уменьшить. Однажды ракеты станут как самолеты и смогут совершать сотни, тысячи полетов.

– Твой прогноз: когда нога человека снова ступит на Луну?

– В 2025 году. Да, я в это верю, это вполне возможно. Маск уверен, что к 2030 году мы начнем полеты на Марс.

– А ты с ним лично встречался?

– Нет, но я его видел. Он недавно приезжал в офис SpaceX, а я как раз был на работе, так что мне удалось на него посмотреть. Он приехал вместе с ребенком, это было ужасно мило. У меня крутой босс, чего уж там.

Два года назад я написал пост: «Илон Маск всегда будет меня вдохновлять. Я никогда не сдамся – однажды получу работу в SpaceX и добьюсь успехов в фигурном катании». Приятно осознавать, что все так и вышло.

– Помнишь первый день на работе?

– Я был очень взбудоражен. Коллеги вспоминают, что я выглядел как ребенок, которому подарили первый телефон. Я бегал по залу и тыкал пальцем во все предметы, которые до этого видел только в книжках. Я знал, как они называются и для чего нужны, но теперь-то мог их потрогать! И да, первое время я беспрерывно хвастался, что работаю в SpaceX, просто не мог об этом молчать.

Так что у меня и правда работа мечты – за которую еще и хорошо платят. Хватает и на колледж, и на тренировки на льду.

– То есть ты сам оплачивал тренировки?

– Частично, да. Что-то берут на себя федерация и клуб, за который выступает фигурист, но какую-то сумму платишь сам. Раньше за меня платила мама, но благодаря работе в SpaceX я взял эти расходы на себя.

Приятно быть финансово независимым. Сразу после чемпионата мира я попал в аварию, и мне пришлось купить новую машину. Здорово, что теперь я могу это позволить.

– Дай угадаю: купил Теслу?

– Конечно. У меня третья модель, это идеальная машина – не большая и не маленькая, ну и стоит не так много.

– У вас там только на Теслах ездят?

– Ну не все. Тут ведь как: ты эту машину либо обожаешь, либо ненавидишь. Равнодушных нет.

Инфаркт тренера на чемпионате мира (увы, не в переносном смысле) и тренировки с Ниной Мозер

– Скучать по тренировкам будешь?

– Не знаю пока. Но я не прощаюсь с тренерами – команда Тодда Санда и Джени Мено стала для меня семьей. Это они привели к золоту чемпионата мира – только взрослого – Алексу Книрим и Брэндона Фрейзера. Так что если я вернусь на лед, то только на родной каток Great Park Ice в Калифорнии.

– Как дела у Тодда? В марте на том самом чемпионате мира, который вы с Соней выиграли, он перенес инфаркт. 

– Ему гораздо лучше, он даже приезжал на каток. Так что потихоньку возвращается к своей обычной жизни.

– Каково это – катать произвольную программу, зная, что ваш тренер только что попал в реанимацию?

– Это был очень страшный день. Тодд Санд – наш главный наставник, он столько в нас вложил, без него в кисс-энд-край после проката было одиноко. Когда мы поняли, что выиграли, то почувствовали опустошение. Он должен был быть рядом с нами, чтобы разделить нашу радость.

В конце программы я чуть не расплакался, а это со мной нечасто бывает. После каждого прыжка у меня в голове звучал его голос, он действительно был со мной весь прокат.

– Санд и Мено часто привлекали к работе Нину Мозер в качестве онлайн-консультанта. Тебе удалось с ней поработать?

– Нет, нашу пару онлайн она не консультировала. Но перед юношеским чемпионатом мира она приезжала к нам на каток, чтобы помочь с тренировками Алексе Книрим и Брэндону Фрейзеру. И нам тоже перепало несколько уроков с ней.

– А ты думал о тренерской карьере?

– Я успел немного потренировать и пока решил, что это не мое. Чисто технически в Калифорнии это делается просто: чтобы получить лицензию тренера, надо сдать один тест и купить страховку. Но в этой сфере дикая конкуренция и полно интриг. Много зависит от руководства катка, и если ты не понравился начальству, то все, тренировать не сможешь. Я так работать не хочу.

Кто-то посчитал, что у меня недостаточно опыта. В SpaceX мне доверили строить ракеты, хотя я никогда раньше этим не занимался. А тут я не могу учить детей кататься – хотя стою на коньках всю жизнь. Странно, согласитесь.

– Чем твои родители гордятся больше – медалями или карьерой в SpaceX?

– Медалями. Даже папа, который работает инженером-электриком.

– Означает ли эта пауза в карьере, что ты больше не собираешься на Олимпиаду? 

– Нет. Но я понял, что бессмысленно загадывать. Нас еще пандемия научила, что надо жить сегодняшним днем. Знаете, в американских университетах любят спрашивать: где вы видите себя через 6 лет? И меня это так бесит! Если бы мне кто-то 6 лет назад сказал, что я буду работать у Илона Маска и стану чемпионом мира, я бы подумал, что человек сошел с ума.

Так что мой максимальный горизонт планирования – месяц.

Фото: Instagram.com/astro_danielt; Raniero Corbelletti/AFLO/Global Look Press; Gettyimages.ru/Justin Sullivan