«Если ты не поймаешь мяч, я разобью тебе нос». Истории из раздевалки «Буллс» Майкла Джордана

«Лучшие истории из раздевалки «Чикаго» от Билла Уэннингтона.

Майкл

Фил Джексон был нашим тренером и вождем племени, но именно Майкл – нашим лидером, тем человеком, который гарантирует исполнение правил вождя. Вам нужна система и четкая иерархия, и у нас все начиналось с Майкла.

Иногда решение о выходном принимал Фил, иногда это шло от Майкла. Мы никогда не спрашивали, от кого именно. Но всегда знали, что каждый выходной согласовывался с Майклом.

Майкл ожидал, что раз уж  вы выходите на паркет, то должны показывать все, не важно, игра это, тренировка или предыгровая разминка. В его глазах в этом и заключался профессионализм.

Знаю, что каждый в нашей команде легко мог понять, когда его игра нравилась (или не нравилась) Майклу.

В моем случае Майкл принимал то, что Шак весил на 30 килограммов больше и был выше на 5 сантиметров. Если Шак сминал меня, то у него не было претензий. Но он выходил из себя, если я уклонялся от контакта с Шаком, чтобы не получить от него. Майкл постоянно спорил с остальными: их желание играть хорошо и выкладываться на площадке часто не совпадало с теми ожиданиями, которые были у него.

Очень хорошо помню игру, после которой Майкл разозлился на Люка Лонгли, нашего веселого австралийского центрового. Люк не концентрировался на том, чтобы поймать мяч, и Майклу надоело, что тот постоянно ошибается – он перестал пасовать на него.

Треугольное нападение устроено таким образом, что если мяч не идет туда, куда он должен идти, все теряются. Фил Джексон взял тайм-аут и сказал: «Майкл, ты должен пасовать Люку». Но Майкл отказался: «Ничего я не должен. Я ему дважды отдавал мяч, а он не смог его поймать. Не буду я пасовать тому, кто не ловит мяч».

На следующий день перед тренировкой у нас было собрание. И Фил снова сказал: «Майкл, ты должен отдавать мяч Люку».

«Майкл, я стараюсь изо всех сил», – настаивал Люк.

«Нет, Люк, ни фига. Ты не ловишь мяч. Если я отдаю тебе мяч, ты обязан его поймать».

Они обсудили это. Плодотворно поговорили. Ничего напряженного. И в итоге Майкл сказал: «Люк, в следующем матче я отдам тебе пас, но если ты его не поймаешь, я разобью тебе нос».

На следующий день Майкл отдал пас, прямо в лицо Люку. Люк поймал мяч в нескольких сантиметрах от своего носа. Но поймал.

Если Майкл что-то говорил, что всегда так делал. И он ждал, что ты отреагируешь на это определенным образом, покажешь, что готов играть в баскетбол на высочайшем уровне.

В это трудно поверить? Но все было так.

Все комплименты не могут описать желание Джордана побеждать. Он знал, что ему нужно помочь нам, и никто из нас не хотел его подвести, не показав лучшего,  на что мы были способны.

Майкл ненавидел, когда игроки пропускали тренировки. И мирился с этим, только если видел, что у них кости торчат из жизненно важных частей тела. Он распекал парней из нашей команды, злился на них и тем самым еще больше мотивировал себя. Он заставлял Рона Харпера и Тони Кукоча тренироваться, хотя у них и были небольшие повреждения. Он им говорил: «Вы часть команды. Вы нужны нам там». А потом он специально гонял их на тренировке.

Нужно было постоять за себя перед Майклом. Нужно показать, что уровень желания у вас хотя бы примерно соотносился с тем, что двигало им. Конечно, в этом случае вам все равно приходилось за это заплатить.

Как-то в начале тренировки мы участвовали в двусторонке. Я играл за вторую команду, Майкл – за первую. И вот он пошел в коридор прямо на меня. Я заблокировал его. Я уже это делал и готов был сделать еще. Но в тот момент я стал объектом для мотивации Джордана до конца тренировки. Каждый раз, когда он бросал – не важно, играли ли мы пять на пять, четыре на четыре, три на три – он бросал через МЕНЯ. И каждый раз он говорил: «Попробуй заблокировать это».

Затем по ходу той же тренировки он пошел в проход, прошел всю защиту, но затем вернулся на крыло, где я держал своего игрока. Он заставил меня переключиться на него, бросил через мои руки и сказал: «Попробуй заблокировать это».

Я его заблокировал в тот день еще один или два раза, но забил он через меня гораздо больше и сделал то, что хотел. Это был день бросания через Билла. Я стал его мотивацией, а меня это заставило весь день пахать как проклятого. В итоге нам обоим пришлось поработать больше – и все из-за того, что я заблокировал его первый бросок.

В команде был один человек, который любил обсуждать контракты. Майкл всегда хотел знать, что ты покупал, когда подписывал новый контракт. Он хотел посмеяться над тобой.

«Поверить не могу, сколько тебе платят! Они вообще знают, что ты делаешь?!»

Майкл ничего не подразумевал под этим. Ему и не нужно было. Он знал, что получает больше всех. Он просто любил посмеяться, как и все остальные.

Майклу нравилось читать не только то, что писали о нем в Чикаго. Он читал все, что писали о нем и в других городах. Если, скажем, мы играли в Майами, и кто-то набирал против него 30-40 очков, а затем еще что-то говорил по этому поводу – хоть что-то говорил – в газете на следующий день, то Майкл использовал это в качестве мотивации для следующей игры. Мы называли его «Черный кот» – этот кот никогда ничего не забывал. Ему не нужно было это записывать. Все, что воспринималось как неуважение или вызов, навсегда закреплялось в его памяти. Если против него набирали 30, то в следующий раз он старался забить 40. А если 40, то 50.

В первом сезоне после возвращения Майкл с улыбкой подошел ко мне, Стиву Керру и Джаду Бушлеру после одной из первых тренировок. Мы уже играли с ним весной до это, но пока еще не узнали его хорошо.

«Парни, прыгайте на мой плащ и держитесь крепко, потому что я постараюсь вас отцепить», – сказал он нам.

Он не шутил. Именно поэтому все и работало. Он заставлял даже 12-го игрока в команде выкладываться так сильно, как тот только мог, хотя тот и выходил всего на 1-3 минуты.

Скотти

Больше всего в «Буллс» я любил Скотти Пиппена.

Помню, как-то раз мы просматривали видео после игры. Одна из инструкций на тот матч гласила, что мы не должны помогать Люку Лонгли защищаться в усах. Он должен был попробовать справиться самостоятельно. Это была задача и не только на ту игру, если честно. Фил считал, что помощь центровому открывает периметр – после этого все начинают носиться и пытаться закрыть дыры. Он был убежден, что игрок должен уметь отзащищаться один на один.

Как-то я был на площадке вместе с Люком. Я находился наверху, далеко от «краски». Согласно указаниям Фила, я не мог спускаться ниже линии штрафных. Я не мог пойти помогать в усах. Мы со Скотти стояли в районе хай-пост, между «краской» и трехочковой дугой, а Люк в это время защищался. Скотти мне сказал: «Билл, иди помогай». Естественно, что мы этого не отрабатывали на тренировках, но когда ты на площадке, все стараются работать как единое целое и верить, что и тебя поддержат. Когда Скотти такое говорит, я делаю. Я знал, что он контролирует моего игрока. Так что я пошел в усы и помог – центровой выбросил мяч на дугу, что означало, что мы достигли своей цели.

И вот на следующий день мы разбираем видео. Я понимал, что я сделал то, что противоречило руководству Фила. И вот Фил меня дрючил:

«Билл, ну, что ты здесь делаешь? Мы не играем дабл-тим в такой ситуации».

Я пытался сказать хоть что-то:

«Я подумал, что я должен…»

И тут Скотти заговорил.

«Фил, я ему сказал, чтобы он помог. Я держал его игрока. Я хотел, чтобы он подстраховал центра».

В этот самый момент я стал самым большим фанатом Скотти. Такие вещи происходили не один раз. И не только со мной, но и с другими. Скотти не то чтобы впрягался за нас. Он просто объяснял Филу, что происходило в тот момент на площадке и почему мы отошли от плана. Он принимал роль лидера на паркете и защищал свои решения перед Филом во время видео-сессий. И не уходил от ответственности.

Когда такие же вещи случались с Майклом, он не вмешивался. Он смотрел, как тренер нас распекает, и слушал, что мы можем сказать в свою защиту. Естественно, я никогда не говорил: «Это Майкл сказал мне сделать то и то». Я выслушивал критику, так как я все равно несу ответственность за то, что сделал, причина тут не важна. Майкл воспринимал это как тест, он оценивал нашу готовность постоять друг за друга. Уважал ли он меня больше или меньше за то, что я брал ответственность за то или иное решение? Кто знает? Но Скотти не проводил подобных экспериментов.

Фил

У Фила было много странных мыслей, но я понимал многое из того, что он говорил.

Индейцы воспринимают жизнь как войну, и в современном мире спорт являются аналогом боевых действий. Индейские племена воевали с другими племенами. Если посмотреть на команды НБА как на племена – как будто сегодня наше племя играет с бостонским племенем или племенем из Кливленда, а вчера с племенем из Индианы – это создает совершенно иную картину и помогает справиться с тяжестью сезона НБА.

Фил приносил в раздевалку индейские артефакты, и ничего плохого в этом не было. У него в кабинете хранилось много индейских вещей, и он рассуждал о нас так, как будто мы являемся племенем. Он старался создать ощущение товарищества и желание сражаться друг за друга.

При этом аудитория, к которой он обращался в 96-м, не была американской. Он распинался перед чернокожими, перед хорватом, перед австралийцем, перед канадцем и перед Деннисом Родманом. Он притащил все эти вещи, и сначала никто вообще не понимал, о чем он говорит.

Он рассуждал о войне, о причинах войны. Он говорил о гордости племени. Он учил нас дыхательной технике и умению расслабляться.

Разговоры о племени никогда не подразумевали «свои против чужих». Это не был черно-белый взгляд на нашу ситуацию. Он говорил: «Вот это мы. Мы – племя. Только мы знаем, кто мы, так что нам нужно прислушиваться друг к другу».

До сих я не уверен, что понимаю все, что он пытался нам сказать.

А еще была йога.

Как-то раз после тренировки Фил собрал нас вместе и пригласил инструктора по йоге. Он должен был помочь нам стать частью целого. Не всем это пришлось по душе, но мы все делали то, что он говорил. Спящая собака, скрючившаяся кошка, стоящее дерево – но по большей части мы сидели на коленях. Не могу передать, как колени болят после баскетбола. Мы все были в возрасте, и все после игр и после тренировок обматывали колени льдом. А тут Фил ставил нас на колени, пытаясь помочь нам расслабиться и достичь единства с остальными, или что там это было. Все, о чем мы могли подумать – это как здорово бы прицепить на колени мешки со льдом, чтобы погасить этот огонь внутри. Мы переносили весь вес тела на наши колени, и это было невероятно. Но Фил заставлял нас это делать. Он убедил Майкла и Скотти, что это необходимо, так что это делала вся команда. Естественно, все матерились. Но никто не ушел.

Текс

Лишь думающий баскетболист мог полностью понять Текса. Все, что ему надо было во время работы с «Буллс» – это убеждать в своей правоте Майкла. Когда Майкл признавал правоту Текса, все остальные подстраивались. Майкл был влиятельнее, чем тренеры, но он ладил с Тексом и понимал все – и что тот говорил, и как он мог выиграть от этого. Текс и Фил убедили Майкла в действенности треугольного нападения, и это дало результат. Жаль, что Текс не смог получать отчисления всякий раз, когда словосочетание «треугольное нападение» использовалось для описания нашего командного успеха.

С Тексом в плане баскетбола было очень тяжело. Вы никогда не знали, что он вам может сказать, хотя и могли быть уверены в том, что хвалить он вас точно не станет. Уж конечно, вам не стояло его спрашивать о вашей игре или о том, почему что-то не сработало, потому что в этом случае вы бы точно услышали: «Ты должен больше работать». Остальные тренеры более внимательно относились к словам и делали так, чтобы ты не чувствовал себя полнейшим неудачником. Текс принадлежал к той тренерской олдскульной школе, в которой считается, что похвала – это для слабаков.

Всегда забавно было наблюдать, как Текс бродит вокруг гостиницы или стадиона. Он любил погулять. Из-за того что он был гораздо старше остальных тренеров, у него с ними не было ничего общего, так что он много времени проводил в одиночестве.

Я уже говорил, что он был тренером старой школы, и это проявлялось не только в баскетболе. Он был ребенком «депрессии», и, как мне кажется, считал, что нельзя халатно относиться ни к чему.

Поэтому он был очень бережливым. Он подбирал все, что имело хоть какую-то ценность, все, что другие выбрасывали.

Он был помешан на коробках из-под обуви. Парни покупали новую обувь, а коробку выбрасывали, но Текс брал ее домой, чтобы хранить в ней вещи. Он говорил: «Это прекрасная коробка. Нельзя ее выбрасывать».

То же самое и с едой. Не то чтобы он вытаскивал еду из помойки, но он пользовался теми моментами, когда давали бесплатную еду.

Деннис

То, как Деннис играл, и то, как он жил, естественно, являлось огромной проблемой для команды. Но как только Фил понял, что ему удастся заполучить его, он решил использовать образ жизни Денниса с пользой или, по крайней мере, выжать из него хоть что-то полезное. Когда Деннис появился у нас, вся пресса всегда концентрировалась на нем, на том, чем он занимался прошлой ночью, и перестала доставать нас вопросами вроде «Завтра вы играете с «Бостоном». В чем вы сильны, и как вы их победите?»

Вместо этого пресса спрашивала о том, что Денниса видели в три часа утра у  ночного клуба в обществе Мадонны: «Что теперь с этим делать?» Теперь ни Джордан, ни Пиппен, никто другой не чувствовали давления. Не имело значения, как я буду защищаться в посте. Главное – чтобы Деннис проснулся вовремя и не опоздал на игру. Это стало очень важной частью первого сезона, когда мы выиграли 72 матча. Деннис снял давление со всех нас. Он сам его вообще не чувствовал – даже не признавал.

Пока мы не выиграли 60 или 65 матчей пресса даже не интересовалась рекордом и не задавалась вопросом «Удастся ли это сделать?» Никто не концентрировался на том удивительном баскетболе, который мы показывали, так как всех больше увлекали похождения Денниса.

А затем наступил март. И внезапно все друг другу начали говорить: «А эти парни неплохо играют». Такое ощущение, словно Деннис Родман сделал так, что все этого раньше не замечали.

Когда Деннис стал нашим партнером, мы все удивились. Тем более, что это не чувствовалось. Никто не понимал, как найти к нему подход. Никто не хотел  с ним разговаривать, так как мы не знали, как он будет на это реагировать. Предпочитали просто его не трогать.

На тот момент у нас с Деннисом был общий агент. Мы даже как-то раз обсудили этот момент на площадке, когда еще выступали за разные команды. И вот как-то раз мы сидим в раздевалке на нашей тренировочной базе и говорим о Деннисе. Кто-то спросил: «А кто-нибудь вообще с ним разговаривал?». Оказалось, что пока никто. Он уже играл с нами за одну команду какое-то время, но никто не рискнул перекинуться с ним парой слов. Если бы на его месте был любой другой, элементарная вежливость проявлялась бы на автомате.

Я удивился, что Денниса все так игнорируют, хотя сам и не озаботился тем, чтобы поговорить с ним.

«Так вы все, парни, не говорили с ним еще?»

Так что меня выбрали, чтобы я попытался как-то наладить коммуникацию с Деннисом Родманом. Видимо, они знали, что мне все равно с кем говорить.

Я подумал: «Ну, конечно, налаживать контакт с сумасшедшим отправляют канадца».

И пошел. Я поздоровался, напомнил, что у нас общий агент. Я знал, что он увлекается мотоциклами, так как во время игры за «Сперс» он попал в аварию на мотоцикле. Я ему рассказал, что тоже купил мотоцикл. Мы немного поболтали. Он особенно ничего не говорил. Но я ему сказал: «Рад, что ты с нами. Теперь, мне кажется, нам удастся сделать что-то большое». Он ответил: «Спасибо».

Я вернулся обратно и сообщил парням, что все – окей. С Деннисом можно общаться. Не уверен, правда, что мне поверили. Понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к нему.

Помню один вечер во флоридском баре. Все начиналось как обычная вечеринка, но в итоге та ночь полностью изменила мои представления о Деннисе Родмане.

Когда мы играли в Майами, то останавливались в уникальной гостинице, которая размещалась в самом центре ночной жизни города. Прямо через улицу находился небольшой торговый центр, где был спортивный бар, названный в честь квотербека «Майами» Дэна Марино.

Дело за полночь. Я сидел в комнате для VIP в задней части бара – там размещалось огромное зеркальное окно, через которое можно видеть весь бар, тогда как нас не было видно. Так получилось, потому что мы были «Буллс», баскетбольным эквивалентом «Битлз», и Деннис не хотел привлекать к себе лишнее внимание.

Мы пришли туда в компании нескольких игроков, нашего постоянного комментатора Джони Керра и одного газетного репортера. В те времена игроки и пресса тусовались вместе, и существовало негласное правило о том, что можно публиковать, а что – нет. В данном случае все говорилось не под запись, но газетчик пытался выйти за установленные рамки и выжать из Денниса что-то интересное.

Добился он одного – оказалось, что Деннис Родман хорошо разбирается в баскетболе.

Деннис рассказал ему, что он просматривает множество видеозаписей матчей, особенно следя за шутерами. Он обратил внимание на то, что когда они еще свежи и игра только началась, руки у них находятся в определенной позиции – и бросковое движение, и все остальное производят цельное впечатление. Но через 15 минут руки устают, они перестают дорабатывать рукой при броске – и немного не добрасывают до цели. Другие игроки в такие моменты наоборот начинают прилагать больше усилий, поэтому их броски летят чуть дальше. Деннис разбирался в таких вещах. Тем вечером он разобрал игру очень многих людей в лиге, и я многому научился в умении подбирать мячи. От Денниса Родмана. В баре.

Я узнал очень многое о нем тем вечером, о том, как глубоко он разбирается в баскетболе. Думаю, мало кто понимает, как сильно его действия на площадки зависели от его мыслительного процесса.

Негативная сторона того вечера состояла в том, что все закончилось где-то в районе полчетвертого утра. Я ушел к себе, а Деннис остался в баре. Следующим днем мы полетели в Детройт и провели тренировку утром. Деннис тоже присутствовал, и я не понимаю, как ему это удалось.

Фил Джексон был фанатом мотоциклов, а я дошел до того, что заказал себе мотоцикл, сделанный специально под меня. Люк Лонгли сделал то же самое.

Фил сомневался, стоит ли разрешать парням ездить на мотоциклах или нет. Сам он ездил и поэтому чувствовал, что не вправе не позволять нам это делать. Он не сказал «нет», но и не сказал «да».

У Денниса был охранник по имени Джордж. Он научил меня ездить. Я достаточно подготовился и как-то подошел к Деннису и сказал, что если он соберется на мотоциклетную прогулку, то может взять меня с собой.

Как-то Деннис позвонил мне: «Хочешь покататься?»

Я поехал к нему домой, а затем мы вместе прокатились в центр Чикаго. Недалеко. Просто поели, покатались по городу и отправились обратно на север.

Незабываемый опыт.

На мне были шлем и рубашка, которая закрыла все тело. На Деннисе – бандана на голове, все татуировки на показ, серьги, украшения блестели на солнце.

Каждая машина, которую мы встретили на пути, притормаживала. Я не мог поверить, сколько людей ездят с видеокамерами и фотоаппаратами. Думаю, что по крайней мере сто раз Денниса сфотографировали. Мы ехали примерно километров 80-90 в час, и все водители в машинах пытались подобраться к нам поближе, чтобы лучше снять. Они едва не сбили меня, чтобы приблизиться к нему.

Дошло до того, что Джорджу пришлось ехать на машине за нами, чтобы держать людей на расстоянии. Так мы с Деннисом смогли насладиться ездой.

Когда мы взяли первый титул, я пригласил свою жену Анну и моего приятеля Брайана в  один из любимых ночных клубов Денниса. Сам Деннис нас всех туда зазывал. Туда пришли Эдди Веддер из Pearl Jam, Люк, Стив, Джад и Джейсон Кэффи. Все происходило в воскресенье вечером – мне до этого не было никакого дела, но зато Деннису было. По воскресеньям в этом клубе собирались геи.

Деннис приготовился устроить незабываемый вечер для всех нас.

«Билли, почему тебе не забраться на один из этих больших ящиков и немного не потанцевать?»

Я не собирался ничего подобного делать, но каким-то образом Деннис повлиял на Брайана и Анну, и они начали меня упрашивать. В итоге я сломался, оценив то, что Анна, моя консервативная жена, которая не ругается матом и не пьет, просила меня станцевать на ящике перед гомосексуальной аудиторией.

«Давай же, Билл, когда тебе представиться такая возможность?»

«Никогда, я надеюсь».

Наконец, при поддержке всех моих друзей я забрался на танцевальный ящик и немного подрыгался там. А Деннис ржал как сумасшедший. Так как я вжился в роль, то я сбросил с себя рубашку. Как только это произошло, рядом со мной оказался парень в ковбойских сапогах и плавках, который начал танцевать вместе со мной.

Такое, я вам обещаю, никогда бы не произошло, если бы мы не отмечали титул чемпионов НБА.

Деннис всегда шлепал Моурнинга по заднице, и Моурнинг не знал, как к этому относиться. На публике Деннис всегда неоднозначно отвечал на вопросы о своей сексуальной ориентации, как-то раз предстал в свадебном платье. Так что когда он шлепал Моурнинга по заднице, то тот реально переживал. Моурнинг отбивался от его руки, а Деннис в ответ лишь загадочно улыбался, чем доводил Моурнинга до полного стресса.

Деннису также нравилось, что люди говорят о нем. Часть его стратегии состояла в том, что никто не понимал, чего от него ждать. Ему нравилось выводить людей из равновесия, когда они начинали думать не об игре, а обо всех мелких второстепенных проблемах, которые были с ним связаны.

Единственная необязательная вещь, которую он позволил себе на площадке – это удар головой арбитра Теда Бернхардта. Мне кажется, он задумал это еще до того, как сделал. Хотя и не предполагал, что он сделает это именно таким образом. Мне кажется, он просто посмотрел на того и сказал себе: «Надо его немного пихнуть». А в пылу момента получилось вот так. Деннису свистели много необязательных нарушений из-за его репутации, и думаю, что в тот момент просто накопилось раздражение.

Но вообще Деннис знал, какие парни не любят, когда их необоснованно трогают, и всегда старался выбить их из колеи.

Удар по заднице – это часть спорта. Но с Деннисом все это приобретало немного другое значение. Когда мы играли с «Пэйсерс» в 7-матчевой серии в финале Востока 98-го Деннис включил все возможные ухищрения, чтобы вывести соперника из игры. Его оппонентом тогда был Антонио Дэвис, с которым я познакомился позже, когда он перешел в «Чикаго».

Антонио рассказал мне, что Деннис сцепился с ним, как бы пытался распутаться, но затем схватил его за руку и начал танцевать с ним вальс. «Он меня трогал, тыкал в меня, обнимал меня, – говорил Антонио. – Затем нам дали обоюдный фол, а он схватил меня и начал танцевать. Я был готов взорваться в тот момент, но сдержал себя, так как знал, что он пытается спровоцировать меня на технический».

Среди всех розыгрышей Деннису особенно нравилось покрывать чужие трусы мазями, использующимися при мышечных болях. Это очень эффективный трюк, хотя и подловатый.

Как-то мы играли в Вашингтоне, и Деннису удалось провернуть его с Джадом Бушлером и Стивом Керром. Он хотел сделать то же и с Люком Лонгли, но я его отговорил – у нас с Люком был пакт о взаимном ненападении. Мы договорились, что если кто-то из нас будет мишенью розыгрыша, то мы будем предупреждать друг друга.

Но Деннис обычно не очень удачно действовал. Он наносил мази целыми пригоршнями. А я его научил, что нужно мазать совсем немного. Иначе парни поймут, что с их трусами что-то не так и не будут их надевать.

Но в Вашингтоне Деннис сработал идеально. И Стив и Джад надели трусы после матча. Они ничего не сказали. Мы сели в самолет – они по-прежнему молчат. Деннис начал ругать меня, говоря, что нужно было нанести больше мази. Но я ему сказал, что нужно расслабиться, он получит удовлетворение.

Потом Стив рассказал мне, что ему было очень горячо и что они с Джадом поняли, что их поимели. Но не хотели признаться нам и показать, что наш трюк получился успешным.

Тони

В Европе все немного иначе. Когда я там играл, у нас постоянно были командные ужины. На столе стояли несколько бутылок вина, так что ты мог выпить за ужином, даже до игры.

Осенью 93-го мы отправились с первое выездное турне по Западному побережью. И в одном из ресторанов Сиэтла я столкнулся с Тони. Он обедал один. Для НБА это нормально. Если ты не договоришься на тренировке с партнером, или если у тебя нет друзей, то ты обычно ешь в одиночестве. Тони еще привыкал к команде и ни с кем особенно не подружился.

При этом он еще пытался понять свою роль на площадке, что также усугубляло процесс поиска друзей.

Так вот. Он сидел один в ресторане перед матчем с «Соникс». Я подошел к столу и спросил: «Ты вообще играешь сегодня?» Он говорит: «Да, а почему ты спрашиваешь?»

«Ты же пьешь пиво».

«Я так всегда делаю перед игрой. Перед матчами я выпиваю пиво или бокал вина».

Пришлось ему рассказать, что в НБА все происходит немного иначе.

«Я не против пива, одного пива, за обедом, за семь часов до игры, но если кто-то тебя увидит, а ты потом плохо сыграешь, как ты думаешь, что они потом будут говорить?»

Люк

Помню, как Фил бесился, когда я позволял Люку продавливать себя в «посте». Помню, когда Фил бесился из-за того, что я забивал со средней через Люка. Это был мой коронный и единственный прием в нападении, и Фил орал: «Люк, как ты думаешь, что он еще мог бы сделать?»

Мы заставляли друг друга становиться лучше. И мне кажется, что за годы нам это удалось.

Мы с Люком – игроки разного плана, это уж точно. Я более мобильный, более атлетичный. «Буллс» пытались сделать меня больше и сильнее, так что я прибавил в габаритах и в силе за годы. Когда я перешел в «Буллс», то весил 113 килограммов, а когда уходил – 127. Они сделали меня больше и хотели изменить мою игру, быть более похожим на Люка. Когда Люк бежал под кольцо и пытался завершить атаку там, я останавливался и бросал со средней. За 13 лет ничего не изменилось. Из-за этого я не играл больше, но часто добивался успеха потому, что оставался самим собой.

Люк любил весело проводить время, и возможно, это часть его проблем. Он приехал из страны, где образ жизни гораздо спокойнее и размереннее, чем в Америке. Он не всегда концентрировался на предстоящей игре. Он не чувствовал напряжения. Он просто радовался жизни и всегда повторял свою австралийскую фразу «Не парься», которая чудесно звучала в его исполнении с австралийским акцентом.

Он был просто веселым парнем. На площадке он старался делать все, что мог, но главное – хотел хорошо провести время. Он не хотел никого обидеть. Казалось, что он обожает каждого во всей организации.

Он бесил Майкла Джордана.

Самая значимая травма Люка случилась в ноябре 96-го. Это уникальное событие, и я помню, какую шумиху оно произвело. Но сама история отличная.

Мы приехали в Лос-Анджелес и готовились играть с «Клипперс». Перед матчем у нас был один выходной, так что мы могли насладиться Калифорнией. Джад Бушлер, фанат серфинга, взял Люка с собой – Люк занимался серфингом в Австралии, когда еще был маленьким мальчиком.

(Единственная причина, по которой меня там не оказалось – я взял напрокат мотоцикл и отправился прокатиться. Интересно, что случилось бы, если бы и я пошел с ними).

В какой-то момент Люка подхватила волна и ударила его о песок. Он летел вперед и ударился плечом. В серфинге такое часто случается – волна подхватывает тебя, а потом словно останавливается. Ты висишь в метре над водой, на скорости, а затем падаешь вниз.

То, что он ударился плечом, было лишь частью проблемы. Он запаниковал, так как не знал, как к этому отнесется Фил. Одно дело получить травму, играя в баскетбол, другое – когда семифутер катается на серфе.

Люк и Джад вернулись в гостиницу и встретили меня и Стива. Люк не знал, что делать. Он понимал, что нужно позвонить нашему тренеру по физподготовке Чипу Шеферу, и нужно позвонить доктору. Но он очень, очень сильно не хотел это делать.

Джад тоже паниковал. Он думал, что у него будут неприятности, так как это он создал все условия для того, чтобы Люк травмировался. Джад и так особенно не играл, но теперь беспокоился, что его игровое время совсем исчезнет, или что его вообще отчислят.

Когда я увидел Люка, то был поражен тем, насколько он испуган. Хотя его будущему в команде ничего не угрожало, он также думал, что его отчислят или что аннулируют его контракт из-за того, что он занимался тем, что обычно игрокам не разрешается.

Не то чтобы в его контракте было прописано, что ему не разрешается заниматься серфингом, но уж точно не было написано, что разрешается. Джад и Люк сидели в гостинице и с ужасом думали о том, что говорить Филу и Джерри Краузе.

Когда Люк все же рассказал Филу, я не думаю, что Фил разозлился из-за того, что Люк занимался серфингом. Он просто разозлился, так как Люк при этом получил травму.

Люк выбыл из строя на шесть недель, и все закончилось прекрасно.

Все это время он носил огромный бандаж на плече и выглядел как горбун из Нотр-дама. Тогда как раз вышел диснеевский фильм, так что мы все дарили Люку куклы и игрушки с изображением горбуна. Он страшно бесился.

Рон

Даже лучшие баскетболисты в мире, те, кто умеют все, иногда не забивают данки. Майкл тоже промахивался. Но я помню, что один промах Рона Харпера стал едва ли не самым смешным моментом, который случился у нас на площадке.

Рон и Майкл постоянно спорили, кто из них лучше. Они обсуждали игру друг друга, спорили, кто сильнее. Если помните, то когда Рон пришел в лигу, то его воспринимали как равного Майклу, и он доказывал это в матчах между «Чикаго» и «Кливлендом».

Это продолжалось бесконечно. Один говорил: «Помню, как я положил 40 через этого парня». А другой отвечал: «Да? А я – 45».

Они походили на братьев, соревнующихся между собой во всем.

Как-то раз перед матчем в United Center, они спорили об умении забивать сверху. В третьей четверти Рон перехватил мяч в середине площадки. Он был совсем один и, как мне кажется, пытался что-то доказать Майклу и сделать впечатляющий данк. Но он плохо оттолкнулся, не смог выпрыгнуть достаточно высоко и не достал до кольца, чтобы поставить сверху.

Я никогда не видел, чтобы Майкл так хохотал. Он смеялся на протяжении всего следующего владения. А когда его заменили, сел на скамейку и все не мог успокоиться – бил всех по спине, бил себя по колену. Рон просто стоял на паркете и мрачно смотрел на него, понимая, что конца этому не будет.

Баскетбольные «Битлз»

Весной 95-го мы все знали, что Майкл Джордан возвращается. Эту тайну нам приходилось хранить.

В начале 95-го Майкл тренировался с нами пару раз, но это выглядело больше так, как будто большая звезда возвращается на ТВ-шоу, где она начинала. Это был информационный повод, нечто, о чем можно было говорить, писать, но не возвращение. Это не походило на возвращение. Всего два дня, две тренировки подряд. Не было никаких причин думать, что он решил вернуться.

Где-то за три недели до официального объявления он приехал на тренировку. Только на этот раз он уже был в очень хорошей форме. И он по-другому был настроен.

В первый день мы и не думали ни о чем. Он уже тренировался с нами. На второй день мы начали что-то подозревать. Он по-настоящему выкладывался, принимал участие во всех упражнениях. Когда он вернулся в первый раз, то только сыграл с нами.

На этот раз все было иначе, но все равно казалось, что парень пытается прикоснуться к тому, по чему он скучал полтора года.

Его не было пару дней, и мы перестали об этом думать. А затем он вернулся и остался на две недели.

Не нужно быть Эйнштейном, чтобы догадаться, что он к чему-то готовится. Думаю, что он проверял, на что он способен, будет ли его организм реагировать так, как ему бы хотелось. Видимо, ему все понравилось, раз он решил вернуться.

После недели ежедневных тренировок мы уже понимали, что происходит, но никто не спросил его: «Ты собираешься вернуться?» Не знаю, боялись ли мы сглазить или просто не хотели попасть в ловушку, которую Майкл построил для нас.

По тому, как он работал, мы поняли, что он приводит себя в форму для какой-то цели, и мы все начали верить, что наша мечта сыграть с Майклом Джорданом все же сбудется. У всех просто начало сносить крышу. Мы воображали: «Если он придет, то мы снова будет бороться за титул». Мы уже были одной из лучших команд на Востоке, но теперь возникали совсем другие возможности.

Не было никакого собрания, на котором бы Майкл рассказал о своем возвращении. На самом деле, когда это произошло официально, команду никто так и не уведомил. Нам просто нужно было работать.

Майкл вернулся в совсем другую команду. Остался лишь Скотти, с остальными парнями он никогда не играл. Те, кому предстояло ощутить это впервые, понимали, что исполняется их мечта. Я перешел в «Буллс» ради этого, Стив перешел ради этого, Тони был с нами именно поэтому. Мы с нетерпением ждали этого момента и понимали, что теперь возможно все. Сейчас можно сказать, что тогда мы немного переборщили с ликованием, но последующие три сезона все это компенсировали.

Один из самых смешных моментов во время сезона-95/96 произошел в Солт-Лейк-Сити. Почти каждый День благодарения мы проводили на выезде, так как в United Center всегда зарезервирован для выступлений цирка. За то время, что я был в клубе, мы проводили День благодарения в Далласе, Солт-Лейке и Ванкувере.

Когда мы оказались в Солт-Лейк-Сити на праздничный день, то решили провести его в кино. Собралась большая компания: Джад, Стив, Рэнди, я, Люк, Дики Симпкинс, возможно, кто-то еще.

Мы пошли в кино пешком, так как кинотеатр находился в трех кварталах от гостиницы, и встретили по дороге Майкла. Он тоже шел в кино, вместе с пятью охранниками. Видимо, в Солт-Лейк-Сити на День благодарения больше делать нечего.

Мы пришли в кинотеатр. Все пусто. Было время ужина на День благодарения, так что все сидели дома. Весь кинотеатр был в нашем распоряжении. Когда кино закончилось, мы вышли на улицу. Нам представлялось, что будет так же тихо, но в лобби оказалось полно народу. Люди стояли в огромной очереди, которая выходила на улицу и огибала дом. Так бывает на праздничных премьерах блокбастеров. Не помню, какой вышел тогда.

Внезапно все эти люди увидели Майкла. В очереди стояло примерно человек триста, и когда они заметили Майкла, то двинулись вслед за нами. Для этих людей гораздо важнее получить автограф из рук Майкла, чем попасть в кинотеатр. Людям было наплевать, кто мы такие. Они не видели членов чемпионской команды. Только огромных парней, которые мешали им подойти к Майклу.

После того как мы выиграли финал в Солт-Лейк-Сити, мы приехали в гостиницу на автобусе. Мы собирались поехать в аэропорт и вернуться домой, а не оставаться в Юте. Так что мы собрали вещи и сели в автобус у гостиницы. Там стояли тысячи болельщиков и приветствовали нас.

Майкл зашел в автобус последним. Когда он зашел, он открыл люк на крыше и вылез на крышу. Он стоял там и радовался вместе с толпой. Он вел себя как маленький ребенок, я никогда его таким не видел. Майкл уже прошел через все это пять раз, но он радовался этому титулу так, как будто это случилось впервые.

У меня сохранилось фото, где его ноги торчат из люка, когда он влезает на крышу автобуса. Помню, я подумал, до чего же это удивительный момент – и для него, и для болельщиков. Можно было видеть, как мы освобождаемся от давления, под которым жили все это время. Это был очень классный момент и, конечно, один из последних.

Джейсон Кэффи пришел к нам после драфта-95. Он стал частью команды сезона-95/96, лучшей в истории баскетбола.

Как-то после тренировки, это случилось незадолго до перерыва на Матч всех звезд, он оглядел всех в раздевалке, изучил всех игроков и подумал о той ситуации, в которую он попал.

Он сказал мне: «Это просто невероятно. Это всегда так?»

«Джейсон, всегда – не так. Ты должен все записывать и следить за всем, что происходит в этом сезоне, потому что больше такого никогда не будет».

Фото: Gettyimages.ru/Andy Lyons/Allsport, Brian Bahr, Jonathan Daniel, Harry How, Todd Warshaw; REUTERS/Mike Blake, Sue Ogrocki