В 1988-м СССР играл в теннис против США. Там Союз заработал нужную валюту, а Агасси нашел легендарные шорты
Нырок в капитализм.
В конце 80-х советский спорт начал активно продвигаться на запад. Самый западный из советских видов спорта – теннис – не стал исключением.
В январе 1988-го компания Nike организовала в Портленде выставочный турнир – США против СССР. За американцев в нем играли Джон Макинрой, 17-летний Андре Агасси и 13-летняя Моника Селеш – которая тогда даже еще не была американкой, а только там тренировалась. Союз представляли 35-я ракетка мира Андрей Чесноков, №90 Александр Волков и действовавшая чемпионка юниорских «Ролан Гаррос», «Уимблдона» и US Open 16-летняя Наталья Зверева.
Чесноков победил Макинроя, но остальные два матча выиграли США.
И результат не так уж и важен. Противостояние получилось исторически примечательным, потому что там переплелись три разных сюжета:
1. Как советский теннис вливался в мир капитализма, подписал контракт с Nike, а потом игроки боролись с федерацией за валюту.
2. Судя по всему, именно на том матче Агасси впервые увидел ставшие легендой джинсовые шорты. А потом ошибся с датой в автобиографии.
3. На матче использовалась одна из первых электронных систем определения аутов. Ее разработка стоила 4 миллиона долларов.
Зверева и Чесноков против системы, которая вливала валюту в хромающую экономику СССР
Начать надо издалека. Советский теннис серьезно вышел на международную арену еще в конце 60-х и начале 70-х силами Александра Метревели и Ольги Морозовой. Сначала в 1968-м они сыграли в финале «Уимблдона» в миксте, а потом провели в Лондоне по финалу в одиночке: Метревели – в 1973-м (когда большинство ведущих игроков бойкотировали турнир), а Морозова – в 1974-м.
Через два года после финала Морозовой советские теннисисты от мирового тенниса отстранились и играли максимум в странах Варшавского договора. Официальной причиной называлось то, что в профессиональном туре выступали игроки из ЮАР, где в те времена действовал режим апартеида, и спортивное руководство СССР опасалось, что если советские спортсмены будут играть против людей, представляющих этот режим, его противники могут пойти на радикальные меры – например, бойкот Олимпиады в Москве (звучит натянуто, но это же политика).
В 1977-м все советские игроки снялись с «Уимблдона», и Шамиль Тарпищев, тогда еще бывший просто тренером, рассказывал: «Причины трудно объяснить, и ближе к началу турнира мы выступим с официальным заявлением. Это политическая история, и я сейчас не хочу вдаваться в детали».
Но, по словам секретаря Международной федерации тенниса Дэвида Грэя, причина была другой. В Советском Союзе формально не было профессиональных спортсменов, и ITF решила, что для сохранения статуса любителя теннисистам придется отказываться от призовых – это было сделано, чтобы теннис имел шанс попасть в программу Олимпиады. Игроки из СССР всегда получали призовые и передавали своей федерации тенниса. После изменения порядка представители Союза просили вернуться к старой схеме, но ITF им отказала – и именно поэтому СССР снялся с «Уимблдона».
Возвращение в тур ради Олимпиады
Как бы там ни было на самом деле, до 1982-го мировой тур жил без игроков из Советского Союза. Все изменилось, когда теннис ввели в олимпийскую программу – сначала в качестве выставочного турнира в 1984-м, а потом и полноценно в 1988-м. После этого СССР решил снова отправить теннисистов на Запад.
Теннис на Олимпиаде-1988
20-летний Александр Волков после выхода в четвертый круг «Уимблдона»-1987 рассказывал: «Для нас Олимпиада – самый важный турнир. Это главная причина, по которой мы снова играем международные турниры. Очень долго я думал, что никогда не смогу играть за пределами своей страны».
Умер Александр Волков – один из первых русских топ-теннисистов. Он побеждал великих и умел мотивировать Сафина
Возвращение на международный уровень во многом проходило по старым правилам. Например, The Los Angeles Times рассказывала: «Естественно, во время путешествий за советскими игроками внимательно следят. С ними ездит бесконечный поток «тренеров» – обычно по одному на двух игроков».
Кроме того, советские спортсмены, хоть и стали профессионалами, все равно отдавали деньги федерации. Об этом в 1986-м проговорился лидер мужской команды Андрей Чесноков – и западные медиа считали, что за это советские чиновники в лучших традициях режима его наказали. За 10 дней до «Уимблдона»-1987 они сообщили организаторам, что он травмирован, но через неделю позвонили снова и сказали, что он здоров и сможет играть. К тому моменту его уже сняли с основной сетки, и он мог только играть квалификацию – но в итоге не стал.
Андрей Чесноков
В 1988-м Наталья Зверева, ставшая лидером женского тенниса в СССР, прояснила ситуацию. По ее словам, советские теннисисты не получали деньги на руки, а отдавали их федерации, которая направляла их на помощь юниорам.
Контракт с агентами Джордана и Nike
Деньги тогда были особенно важны, потому что спорт стал мощным источником валюты для переживавшего экономический кризис СССР. Моника Дегеллерман, владелец компании International Sport Summit, которая занималась исследованиями спортивного маркетинга, утверждала, что советские спортсмены, по консервативным оценкам, в период с 1985-го по 1988-й заработали больше 100 миллионов долларов. Огромную долю от этих денег забирало себе государство.
Тарпищев в 1989-м говорил: «В спорте, как и во всех сферах жизни, пришло время серьезных перемен». Советский теннис пошел на них еще в 1986-м.
Тогда федерация подписала контракт с американским агентством ProServ. Фирму основал бывший теннисист Дональд Делл, и поначалу она работала только в теннисе, но в 80-х вышла на новые рынки, и ее главным клиентом стал молодой Майкл Джордан.
По контракту, агентство управляло делами примерно 50 советских теннисистов, организовывало выставочные матчи (например, между Чесноковым и Коннорсом в 1987-м) и обещало участие в создании первого международного профессионального турнира в России. И, конечно, помогало зарабатывать не только на корте.
Делл объяснял подход к маркетинговой стратегии: «Мы представляем их как команду, поэтому, возможно, сведем группу игроков с производителем напитков или других подходящих продуктов. Ракетки, кроссовки, одежда – очевидные инструменты работы. Мы будем продвигать их как отряд, команду, а не отдельных спортсменов».
Очень скоро за контрактом с ProServ последовал контракт с Nike – впервые команда из СССР подписала спонсорское соглашение с американским брендом. При этом не всем в советском отряде нравилась продукция нового партнера – например, Чесноков говорил, что предпочитает adidas. Зато Зверева считала платья Nike «хипповыми».
Наталья Зверева – справа
Новое поколение забирает деньги себе
Так что в конце 80-х советский теннис находился на перекрестке между новыми методами заработка и старыми методами его централизованного контроля. Но игроки, которые этот заработок обеспечивали, тоже уже были новыми людьми.
Зверева стала первой ракеткой страны в 16, и западные ценности на нее очень влияли: она любила стейк с картошкой фри, ходила в джинсовой куртке, на которую был нацеплен значок Мадонны, и футболке с фронтменом группы A-Ha, а еще грустила, что из-за юниорского финала «Уимблдона» пропустила концерт Genesis. А ее главным желанием был «самый большой и самый дорогой» Mercedes – желательно красный.
Чесноков стал лидером советского тенниса примерно в 20, и на одном турнире очень переживал, когда подумал, что потерял свой кассетный плеер. А его тренер Татьяна Наумко через переводчика рассказывала американским журналистам: «С ним бывает тяжело. Он индивидуалист, мы часто спорим».
Нет ничего удивительного, что эти новые люди были недовольны старой системой распределения призовых. И ее разрушение началось со Зверевой. В начале апреля 1989-го после финала на турнире в Хилтон-Хед-Айленд, где она проиграла Штеффи Граф, Наталья назвала чек на 24 тысячи долларов призовых «просто бумажкой», потому что из этих денег ей досталась бы только крошечная доля – еженедельная стипендия в размере тысячи долларов.
Грустить она долго не стала и через несколько запустила революцию. Весь советский теннис к тому моменту уже разорвал отношения с ProServ и начал сотрудничество с IMG, а Зверева наоборот подписала личный контракт с ProServ – видимо, разумно посчитав, что выгоднее отдавать им 15-20 процентов от спонсорских контрактов, почасовую оплату за переговоры и ежегодный гонорар примерно 10 тысяч долларов. При этом она не хотела уезжать в другую страну и говорила, что, если ей не дадут играть в теннис, она завершит карьеру и пойдет учиться.
23 апреля Чесноков после победы в Ницце заявил, что хочет сделать, как Зверева. «Я выиграл больше 500 тысяч долларов, но из них мне достались, может, 10-12 тысяч. Когда я выиграл 59 500 долларов в Онтарио, получил от федерации 496 баксов. Представляете? 496!»
В этой борьбе их поддержал Гарри Каспаров, который из 1,85 миллиона долларов, выигранных на чемпионате мира в Севилье, получил «100 тысяч долларов и столько же в рублях». А еще за Звереву с Чесноковым выступил Метревели, который к тому моменту играл ветеранские турниры и оставлял все деньги себе, потому что уже не имел отношений с федерацией. «Они видят деньги и хотят оставить их себе. И они правы. Это глупость. Я думаю, они все изменят».
Тогда заработки советских спортсменов за пределами страны контролировал Совинтерспорт, и его директор Владимир Кокурин объявил контракт Зверевой недействительным и противоречащим советским законами. Но Юрий Портнов из Госкомспорта признавал: «Система финансового поощрения высококлассных спортсменов, выступающих за рубежом, на данный момент несовершенна». Правда, шаг Зверевой он все равно назвал поспешным.
Разработать совершенную систему не успели, потому что скоро СССР развалился, и проблема отпала сама собой. И Зверева, боровшаяся за свою свободу, в интервью «Чемпионату» в 2017-м, грустила: «Наверное, в то время я имела право так говорить. Но сейчас критиковать советскую систему не буду. Просто потому, что до сих пор часть моей души живет в СССР. Я очень страдала и тяжело переносила развал страны, не говоря уже о советском спорте. Ностальгия очень сильная. Порой вспоминаю то время – и все внутри сжимается».
Джинсовые шорты Агасси
В автобиографии Андре рассказывал: «Я играл Nike International Challenge в Портленде, и люди из компании пригласили меня в гостиничный номер, чтобы показать последние образцы формы. Там же был Макинрой, и, конечно, право первого выбора было у него. Он взял джинсовые шорты и сказал: «Это что еще за #####?».
А у меня глаза повылезали из орбит. Я облизался и подумал: «Уоу. Вот это вещь. Если они тебе не нужны, Мак, они мои». Как только Мак их забраковал, я их перехватил. Теперь я ношу их на все свои матчи – как и мои болельщики. Репортеры меня за это распинают. Они считают, я так выпендриваюсь».
Вот только Агасси написал, что это было в 1987-м. И, скорее всего, ошибся.
Джинсовые шорты Агасси – любовь. Их вспомнили на Australian Open-2019
В 1987-м в Портленде тоже проходил Nike International Challenge, но Агасси на нем не играл. Тогда Макинрой и Питер Флеминг боролись с Швецией в лице Матса Виландера и Микаэля Пернфорса.
Кроме того, Агасси шокировал теннисный мир короткими варенками на US Open-1988 и писал об этом в книге: «В 1988-м одеваться как я значит носить джинсовые шорты. Это моя фишка. Их упоминают в каждой статье обо мне». Но в 1987-м большинство статей о нем сосредотачивались только на прическе.
Электронный судья Джона Ван Ойкена
Во время матча СССР и США в Портленде на корте вообще не было линейных судей, а все решения принимал компьютер – за 30 лет до того, как это стало одной из главных инноваций молодежного итогового турнира.
Это было тестом системы Accu-Call, которую разработала компания канадского изобретателя Джона Ван Ойкена. И если современный Hawk-Eye и его аналоги работают при помощи видеокамер, то в те времена принцип был совершенно другой.
На линии и прилегающее к ним пространство укладывали тонкую сетку из металлической проволоки, а еще использовали специальные мячи, в ворс которых вживляли стружку из проводящих материалов. Мячи изготавливала компания Penn, которая, кстати, первой начала делать их желтыми (или зелеными). Они утверждали, что проводящие мячи по своим свойствам ничем не отличаются от обычных.
Какого цвета теннисные мячи: зеленые или желтые?
Когда сенсоры на проволоке чувствовали металл в мяче, возникало замыкание. Компьютер его фиксировал, определял точку контакта и передавал сигнал судье через наушники. Если мяч попадал, об этом узнавал только арбитр, а если оказывался в ауте, то сигнал подавался по громкой связи на весь стадион. Установка всего оборудования стоила в районе 5 000 долларов.
Принцип работы Accu-Call был очень похож на систему, которую еще в 1974-м тестировали Джеффри Грант и Роберт Никс. Еще интересно, что в 1988-м писали: Ван Ойкен потратил на разработку своего электронного судьи почти 4 миллиона долларов и 14 лет – то есть начал в тот год, когда Грант и Никс установили свой продукт на кортах турнира в Далласе.
В системе Ван Ойкена, которая обещала точность до тысячной дюйма (примерно до четырехсотой сантиметра), специалисты видели два уязвимых места – сетку, которая изнашивалась под ногами и ударами, и мячи, которые изнашивались быстрее стандартных. Кроме того, Макинрой рассказывал, что корт получается скользким.
А еще по ходу матча с Чесноковым, когда система определила аут после одной из его подач, Макинрой возмущенно жаловался: «Даже покричать не на кого».
Вице-президент Penn по маркетингу Мэтт Дингман рассказывал в 1988-м: «Мы ожидаем, что в 1990-е система и мячи Accu-Call окажут серьезное влияние на наш рынок и теннис». Но в итоге Accu-Call так и не стала широко использоваться на турнирах, а игрокам приходилось полностью полагаться на линейных судей до 2006-го, когда на профессиональных турнирах стали устанавливать систему Hawk-Eye.