«Первое, что американцы говорят о России: oh, that’s cool! Никакого негатива». Наш пловец покоряет Стэнфордский университет
Андрей Минаков – один из сильнейших пловцов России: мультимедалист чемпионатов мира, в 2019-м проиграл 100-метровку баттерфляем только Калебе Дресселу. На Олимпиаде-2020 в этой же дисциплине финишировал 4-м.
Но еще интереснее то, что происходит с Минаковым вне бассейна. Пару лет назад он – первым из наших спортсменов – поступил в Стэнфордский университет, один из самых статусных вузов мира.
Мы связались с Андреем, чтобы понять: быть отличным пловцом и учиться в престижном заведении – каково это?
Много ли в Стэнфорде ребят из России? И как туда попасть, если ты не спортсмен?
– Вы еще в детстве поставили цель учиться в США. Как можно наметить такое ребенком?
– Большое спасибо маме: она всегда знала, что будет для меня лучше. Не было такого, что мама все решает, а я совсем не участвую. Нет, она предоставляла выбор, подсказывала, давала понять, что правильнее. И она всегда была права.
Второй важный фактор – здесь можно совмещать учебу и спорт. Что угодно может случиться – и спорт закончится, так что хотелось бы иметь запасной план. Диплом Стэнфорда – прекрасный запасной план на всю жизнь.
– Как поступить в Стэнфорд из России и неспортсмену – какие шансы, что нужно сделать?
– Как говорят про Стэнфорд: сюда не попадешь, если ты просто умный – но можешь попасть, если ты уникальный. Вообще, в год сюда поступают 1-2 человека из России – такова статистика нашего независимого расследования в промежутке на 10 лет.
Например, в 2020-м в Стэнфорд поступили двое из России – они не спортсмены. В тот год не сдавались экзамены, дорога была открыта всем. Одного парня взяли потому, что он придумал волонтерский проект, как учить детей из регионов математике. А другая студентка – активистка «Гринпис». Прекрасные ребята, мы дружим. Мало того, что они были очень умными по школе – так еще и дополнительно чем-то занимались, имели на руках даже не проекты, а готовые работы.
– Как получилось у вас?
– Я 24/7 работал с тренером, который может порекомендовать тебя в офисе, где принимают заявки. Это не работает так в лоб, что тренер договорился – и тебя взяли. Но тренер может сказать: блин, он нам очень нужен – и тогда решение за офисом.
Роль тренера в том, чтобы помогать абитуриенту, направлять, что-то заполнять, подписывать… Здесь каждый год 7-10 спортсменов поступают в команду, и тренер работал со многими студентами до меня. Он знает, что в запросе на поступление может понравиться, что может не понравиться, как нужно себя вести. Знает людей, которые проконсультируют.
Я общался с ребятами, которые поступали в Стэнфорд не через спорт – они подают заявки сразу во много университетов, чтобы были запасные варианты. Если удалось поступить в несколько, то изучают предложения – какое лучше по учебе, оплате. Если идти в Стэнфорд не через спорт, то тоже можно найти людей, которые помогут разобраться, как поступить в университет, но такие услуги не бесплатные.
– Спорт сильно сыграл в вашу пользу при поступлении?
– Не думаю, что это накинуло мне очень много баллов. Я подавал заявку, будучи серебряным призером ЧМ, но не меньше сыграла сильная мотивация тренера биться за меня.
По экзаменам никаких поблажек не дали: я сдавал их 1,5 года, пока не добил до максимума. С математикой проблем не было; с английским, естественно, были. Их задания – не столько проверка на знание языка, сколько – на знание структуры текста и умение работать с ней.
Как бы я ни изучал язык в России, в какую школу бы ни ходил, должен признать: сложновато. Из офиса мне отвечали: твой английский – единственная причина, почему ты еще не здесь. На тот момент это была моя третья попытка сдать экзамен.
При том, что до поступления я каждое лето с 12-13 лет ездил в языковые лагеря США, а в России до 8 класса ходил в частную школу с углублением в английский. Потом перешел в спорткласс. Когда в Питере я готовился к ОГЭ и ЕГЭ, у меня было такое расписание: утренняя тренировка, обычная школа, вторая тренировка и вечерняя школа, где изучали предметы на английском.
– Как в итоге справились с английским на поступлении?
– Мне предложили альтернативные тесты – совершенно новые. Я сдал их с разницей в две недели: сначала на 65%, потом на 85%. Это убедило Стэнфорд, что я могу усваивать и прогрессировать.
Когда я поступил и начал работать со всем материалом, стало проще: все само собой запоминается, привыкаешь думать и считать на английском. Плюс кое-кто здесь знает русский, даже у меня в команде оказались ребята с сюрпризом – один паренек разговаривает.
«По-моему, единственное, что американцев точно беспокоит – дорогой бензин: 120 долларов за полный бак + налог»
– Несколько расхожих суждений про США и американцев. Они не умеют дружить – правда?
– Не хочу показаться плохим, обсуждая других, но иногда замечаю такой стиль общения: как бы вы с приятелем ни сблизились в какой-то момент, кажется, ты для него все равно мало что значишь.
Есть те, которые уважают тебя. И если вы вместе хорошо общаетесь, то для них ты что-то значишь. Но есть и другие. Со мной один раз такое было в нашей компании: условно нас пятеро, и вот четверо договорились поехать на пляж, пятого не взяли. И это нормально, никто не обижается.
Договориться на кофе и пропасть. Давай встретимся? Давай, хорошо! Разговор закончен, до кофе не дошло. Такое бывает.
Еще говорят, что американцы пунктуальны. Миф! Лекции начинаются с опозданием, чтобы народ собрался.
– Русские для них – в диковинку?
– Чем мне нравится Стэнфорд: здесь перемешиваются любые национальности, этнические группы – и все воспринимаются дружелюбно, с уважением. Мы не будем говорить об исключениях.
Первое, что они говорят о России: oh, that’s cool! Для них Россия – это круто! Конечно, Стэнфорд – не вся Америка, чтобы обобщать, но здесь за все время не было никакого негатива в сторону России или меня. Все интересуются, как в России устроено то или это. Я рассказываю, что у нас бесплатная медицина (возможно, не такая хорошая, как в США), какие у нас цены на бензин, какие штрафы на ПДД. Они слушают и потом: дааа, хотелось бы в Россию.
Не сказать, что Россия для них – №1, что-то из ряда вон. Но любопытство и интерес с их стороны – они настоящие. 80% американцев никогда не были за рубежом.
– Американцам пофигу все, что вне США?
– По-моему, единственное, что их точно беспокоит – дорогой бензин: 120 долларов за полный бак + налог. Налоговая система – еще одна тема, в которой они завидуют России. Это не то что громкие слова, но в разговорах они признают, что государство их немного прижимает. Все это, конечно, произносится с улыбкой.
– Что вас больше всего напрягает в быту?
– Множество подводных камней в их системе, правилах. Первое, что пришло в голову – госуслуги. У нас все намного удобнее и быстрее. Закончился паспорт, надо менять: пошел, подал заявку, получил. И так со всеми документами, которые хранятся в личном кабинете – удобство на высочайшем уровне.
Здесь, чтобы получить права, я заполнил уйму бумаг, прошел онлайн-тест, поехал в офис. Все очень далеко друг от друга, а без машины ты здесь скрючен – до ближайшего продуктового я еду минут 15 на велосипеде. Так вот, тебе назначают время, чтобы ты пришел в их аналог ГИБДД. Там проводишь час-два, чтобы выдали справку, что ты годен. Потом записываешься дальше.
И еще одна проблема: в большинстве случаев ты должен приехать со своей машиной. Я приезжий, как мне быть? Машины с собой нет. Поскольку тут все за экологию, то могут рассудить так: раз машины нет, то тебе и права не нужны.
Я хотел получить права, чтобы носить с собой, летать по стране. Когда ношу российский паспорт, немного душа болит, что с ним может что-то случиться. Меньше проблем будет, если потеряю права, а не паспорт.
Урок математики: сколько стоит обучение в Стэнфорде и как вуз помогает все оплатить?
– Пару лет назад вы рассказывали, что первые годы обучения идут без конкретного направления, а как базовые. Сейчас определились, на кого учитесь?
– Да, я подал документы, все оговорено. Мэйджор у меня: наука, технологии, общество. Второй мэйджор: компьютерная наука.
– В какую профессию можно выйти с этим?
– По первому мэйджору очень широкий круг: можно работать как главным продюсером Первого канала (если переводить на реалии России), так и ответственным за научные исследования в биофарм-компании. Меня больше тянет на ТВ, чем на биофарм-компанию, хотя отец занимается биоинженерией – возможно, пойду туда.
По второму мэйджору, думаю, все понятно: можно устроиться в IT-гиганты.
– По ходу учебы есть практика?
– Здесь немного по-другому устроена система, это называется internships – от трех до пяти месяцев до начала работы.
Например, 20-30% ребят имеют компьютерную науку в зачетках, метят в IT-компании. Они подают заявку, с ними проводят собеседование и выбирают наиболее подходящего на должность. Это может быть таким прологом к работе, когда все друг к другу присматриваются.
– Сколько стоит учеба в Стэнфорде?
– Можем взять цифры из моего контракта. Я подписывал в 2019-м – 82 750 долларов в год. Немного легкой математики: 331 тысяча на 4 года – сюда входит обучение, общежитие и все остальное.
– Сколько из этой суммы платите вы, сколько университет?
– Каждый год университет дает места на спортивную стипендию. Например, один студент получает все 4 года по 100% оплаты со стороны Стэнфорда, три человека получают по 50% на первый и второй годы, а дальше университет покрывает 100%. Такая градация. Это нужно, чтобы держать бюджет команды, чтобы не получилось так, что Стэнфорд подписал десятерых на полное обеспечение, а условный университет из Северной Каролины не может себе этого позволить – это несправедливо.
Стэнфорд мне сказал, что не дает 100% офферов. И в первый год мне пришлось заплатить половину от 82 тысяч, а дальше уже университет покрывает целиком.
У кого какой оффер, тот так и платит. В мой оффер входят обучение, проживание и питание в спортивных столовых (это один департамент), спорт, страховка. Если что, питание вне спортивных столовых для меня платное.
– Селиться в общежитие – это обязательно? Или можно снять квартиру?
– Здесь очень дорогое жилье вне кампуса, мы с ребятами смотрели: одна комната – 3 тысячи в месяц. Дом на четверых-пятерых стоит 6-7 тысяч – не вау, квадратов 100-140. Если разделить площадь на всех, то не такой он и огромный.
– Ваше общежитие – как из американских комедий?
– Есть суперновые и модернизированные корпуса – EVGR. В номере два туалета – то есть на каждого, и эти туалеты по площади больше комнаты, где я жил с соседом. Также есть кухня, общая комната, кондиционеры. Наше общежитие – не такое комфортабельное, но мы вывозим на тесном общении друг с другом.
Если брать географию наших общежитий, то есть даже общежитие нудистов – там не скрывают свою натуру, и много других разных тематических домов.
У Стэнфорда миллиарды долларов, но, кажется, они принципиально не меняют общежития, максимум – ремонтируют. Вот построили EVGR – все, хватит. Может, философия такая, что ты должен пожить немного в грязи и выйти в князи. Сейчас ты пройдешь через это, но когда выпустишься, то с найденной работой, скорее всего, будешь жить в особняке.
– В кампусе есть все для ваших тренировок?
– Три бассейна, два тренажерных зала – все имеется. Закрытых бассейнов нет, только открытые, это рождает своего рода проблемы: очень холодно прыгать в воду в 6:30 утра.
Например, дзюдо или фигурное катание, которые, в отличие от пловцов, не участвуют в соревнованиях с Америкой, развиты чуть слабее.
Стэнфорд не строит базы для этих видов, поэтому просто оплачивает аренду залов/катков за пределами кампуса. Моя знакомая занимается дзюдо в юниорской сборной США, каждый день добирается по 45 минут до базы. Я до бассейна езжу на велосипеде, он в другом конце кампуса.
«Иногда не хватает времен, когда мы сидели на сборах на «Озере Круглом»: я спал 9 часов ночью, 3 часа днем, а вечером немного учился»
– В России спортсмены зачастую просто числятся в вузах, по сути, не обучаясь. Как у вас?
– Никаких поблажек нет. К тебе очень много всего предрасположено – много возможностей, но ты должен ими правильно пользоваться.
У меня перед глазами много примеров того, как здесь дают возможности: тьюторы, дополнительные занятия, дополнительные лекции, где профессор решает супертяжелые задачи, а ты можешь посмотреть. Много соурса – есть отдельный департамент, который помогает с чем угодно.
Например, берешь нужный курс – там преподаватели, которые или уже были на этом курсе, или знают профессора. Приходишь к ним, они помогают развить твою тему, понять, что ты хочешь указать в презентации, структурировать, чтобы все было грамотно и по нормам.
Если ты не успеваешь по срокам, просто коммуницируй с учителями – дай им понять, что ты их уважаешь и тебе это важно. Если за час до дедлайна сказать учителю: ой, я не успеваю – учитель даже отвечать не станет. Но если начать работу с проблемой задолго до дедлайна, он это оценит.
Здесь акцент на самоконтроле. Если в России не сдаешь и пропускаешь, то позвонят из деканата. Здесь смотрят на твою организацию. Я как-то засыпался, написал учителю за 5 дней до дедлайна, рассказал про завал, попросил еще 3 дня на работу. Она ответила: спасибо, я ценю, что ты написал заранее – бери 3 дня, все хорошо. Ты учишься жить с самоконтролем, тайм-менеджментом, распределением своих проблем, мыслишь по-другому, потому что понимаешь: это надо тебе, а не профессору.
В неделю экзаменов в мае я спал по 4-5 часов. В час ложился, в 5:30 вставал на тренировку. Объем работы по учебе и спорту был колоссальный, но бездельничать – это не круто. Хотя иногда мне не хватает тех времен, когда мы сидели на сборах на «Озере Круглом»: я спал 9 часов ночью, 3 часа днем, а вечером немного учился.
Весенняя четверть в этом году у меня была очень загруженная, я загрузился по полной: минимум сна, максимум учебы и тренировок. С улыбкой вспоминаю это время. Могу сказать так: мне будет этого не хватать, но я бы никогда не повторил этого.
– Это же распространенная практика в США, в том числе в плавании – учиться в сильном университете и при этом показывать результат в спорте. Взять Калеба Дрессела.
– Можно понять логику таких ребят, как Дрессел. Например, они не хотят, закончив с плаванием, становиться тренерами – хотят развиваться в другой сфере.
Стэнфорд занял 7-е место в чемпионате США по плаванию. У нас в команде есть человек из сборной Израиля, есть парень, который стал третьим на американском отборе в Токио-2020 (а на Олимпиаду везут только двоих). Есть австралиец, который был бы вторым на своем отборе на ЧМ в этом году. Думаю, у них в приоритете учеба. Если нужно пропустить тренировку, чтобы сделать сочинение или работу – они пропустят.
В этом видно отличие от России, где у спорта поддержка на всех уровнях. Здесь родители платят 300 долларов в месяц за членство в клубе. Для них плавание – способ бесплатно (или относительно недорого) получить образование в элитном университете. В России люди ставят на спорт как на основное. А я где-то между этими подходами, пытаюсь совместить все в одной тарелке.
Я знаю, что в фигурном катании или синхронном плавании Россия – лучшая в мире. Я знаю, как трудятся девочки-синхронистки, они рассказывали мне на сборах: минимум 6 часов за день в воде. Здесь девчонки – около 2 часов. Да, в России речь о сборной, а в Америке – лишь о Стэнфорде, но все равно это показатель: отношение к спорту разное.
– Главная фишка американской системы тренировок?
– Соревновательность – это прежде всего. На тренировках все друг друга метелят, это заставляет становиться лучше – здесь выживает сильнейший. Режим отсеивает тех, кто слабее. Это тяжело выдержать даже ментально: постоянная работа на пике возможностей. Сначала наступает шок, потом пытаешься адаптироваться; кто-то ломается и пропадает: все, я не могу…
У меня до такого не дошло, но блин, было сложно. Когда я понял, что не один такой, что сложно всем – стало легче. И в какой-то момент я привык. Тем более командный дух здесь очень высок – все поддерживают друг друга, подбадривают. Перед каждой тренажеркой мы разбираем задание на карточках, потом встаем в круг и кричим: Стэнфорд! Вроде мелочь, но это помогает.
И второе – уровень нагрузки. В России сначала работают с аэробной базой, когда ты просто наплываешь объем – так принято. Потом с объемом работаешь в ПАНО, в гликолизе. Потом наступает время подводки, когда надо сбросить нагрузки.
А здесь никакого аэробного периода нет – ты просто весь год шарашишь. И в какой-то момент привыкаешь. Фраза «выживает сильнейший» – очень точная для этой системы.
– По дисциплине все жестко?
– Если в учебе все более расслабленно, то в плавании залог успеха – дисциплина. Тренер не прощает опозданий. Кто предупредил его за минуту до тренировки, тот еще может прийти; кто опоздал хотя бы на секунду – все, домой. Два-три залета – и уберут из команды.
Нас 20-25 человек в группе, все приходят по-разному: я предпочитаю минут за 15 до начала, но есть ребята, которые пришли, надели очки и прыгают в воду.
– Что дает присутствие в команде имиджево?
– При приеме на работу это важный фактор. Допустим, на вакансию два кандидата: один с суперским средним баллом, у другого балл пониже, но он спортсмен. Возьмут спортсмена – здесь их уважают прежде всего за навыки, установки, привычки, которые спорт вырабатывает. Работодатель видит, что перед ним спортсмен – и сразу понимает: значит, привык вставать рано, дисциплинирован, готов проходить через нагрузки, достигать результат.
– Ваша команда соревнуется часто?
– Гораздо интенсивнее, чем в России. Мне такой график не очень близок, но я привык – организм ко всему адаптируется.
С сентября по февраль – матчи, потом два главных старта – чемпионат конференции и чемпионат Америки. В конференции 7 команд, каждая соревнуется друг с другом – зарабатывает очки (хотя я не уверен, что очки что-то дают). Там ты просто выполняешь результаты, квалификационные нормативы на дальнейшие соревнования. Мы в прошлом сезоне остались непобежденными – 7 побед в нашей конференции.
Выезды чередуются с домашними стартами: например, в прошлом сезоне мы ездили в Солт-Лейк, чтобы проплыть против университета Юты – в следующем сезоне они приедут к нам.
Почему Минаков соревнуется, если российские пловцы отстранены?
– Наши сборные отстранены от соревнований, а вы спокойно выступаете в США – весной это удивляло даже вице-президента федерации Виктора Авдиенко.
– Конечно, отстранение – это очень обидно. У меня была мечта посетить финал футбольной Лиги чемпионов в родном городе – Питере. Регулярно пересматриваю какие-то моменты с Олимпиады – не только плавание, но и другие виды. Понимаю, что в том числе за такие победы люблю свою страну. Сейчас этого не хватает.
Почему я соревновался весной – это локальные соревнования, я выступал не от России, а как спортсмен Стэнфорда и его клуба. Получается, отстранили не людей с определенным паспортом, а именно национальную сборную и ее представителей.
Конечно, выходить на финал под свист трибун – это неприятно, но нам уже не привыкать. При этом здесь – на университетских соревнованиях – сколько я ни выходил, меня только поддерживали.
– Не возникало проблем вроде культуры отмены и прочего?
– Все эти месяцы – никаких, ни в команде, ни на стартах, особенно на NCAA – поддерживали все, даже родители ребят, плакаты держали.
Могу рассказать ситуацию с июньского матча «Голден Стэйт». Мы ходили с приятелем, разговорились с парой, которая сидела рядом – им лет под 40, обычные американцы.
Они мне: ты откуда? Я: из России. Они: ооо, как круто! И сразу: как там твоя семья?
Я никого не защищаю, это всего один пример – может, мне повезло. Но я ни разу за последние месяцы не встретился здесь с буллингом или негативом.
Почему Стэнфорд – это уникальный опыт? И что не так с учебой в России?
– Сформулируйте, в чем крутость американского образования и конкретно Стэнфорда?
– Я бы не обобщал, это работает не для каждого вуза в Северной Америке.
Что делает уникальным Стэнфорд? Само комьюнити и то, какие люди отсюда выходят. Этот, может, станет CEO Apple, этот изобретет новую теслу, этот – корабль на Марс. Ты общаешься, обсуждаешь идеи, постоянно развиваешься – думаю, все это делает место уникальным.
Когда ребята рассказывают мне про обучение в России, мне кое-что странно: финальный проект – надо закончить 30 страниц курсовой. И ты понимаешь, что – не в обиду никому – некоторые студенты берут эти 30 страниц откуда-то, сформировывают продукт, защищают и забывают. Еще раз, это относится не ко всем подряд, но я вижу из общения со сверстниками, что это распространено.
Знания ценнее, чем сам диплом – хоть в России, хоть в США. Но часто в России бывает так, что после учебы в спортивном вузе остается только корочка, а знаний не так много – потому что их преподают в таком виде, в котором не особо интересно изучать. Опять же – не в обиду кому-то, это не ко всем относится. За это душа болит, и хочется, чтобы всем было интересно учиться и все понимали бы важность знаний и работы над финальным проектом, чтобы все трудились не ради корочки, а ради знаний.
В Америке законченный диплом хорошего вуза – показатель, что ты подготовлен к работе, прошел эту систему и привык к ней, к тому же все эти годы развивался через общение.
– Есть ли план, как жить и кем работать после университета?
– Много думал над этим вопросом, но пока не менял мнения: хочу возвращаться в Россию. Люблю родину.
Кто-то говорит: Минаков не имеет права рассуждать о России, потому что сам живет в Штатах. Но я расцениваю это по-другому: я беру лучшее от Штатов, чтобы вернуться в Россию и помочь ей развиваться.
Мне учиться еще два года – сложно заглянуть на два года вперед, изменения происходят быстро. Хочется добиваться результатов в плавании, выступить на Олимпиаде, а дальше будет видно. Но в конечном счете все равно хочу вернуться в Россию, где мой дом, семья, друзья, родина.
– Сейчас диплом Стэнфорда будет ли иметь вес в России?
– Думаю, да, его воспримут. Я разговаривал с людьми, которые работают в крупных компаниях России. Студент со связями из выпускников Стэнфорда, с международным опытом, со знанием английского и навыками, которые дают здесь – такой специалист востребован в любой стране.
Думаю, людей, которые отучились в Стэнфорде и вернулись в Россию, по пальцам пересчитать. В любом случае главное – не корочка, а то, что у тебя в голове. Но Стэнфорд открывает двери в любые миры. У нас в зале есть прекрасная надпись на стене: Стэнфорд – это решение не на 4 года, это выбор на всю жизнь.
Фото: РИА Новости/Григорий Сысоев; instagram.com/andrei_minak