«Он был искренним, настоящим патриотом». Высоцкий гениально выражал русский менталитет и помогал нашим спортсменам побеждать
85 лет со дня его рождения.
Легенда баскетбольного ЦСКА Станислав Еремин рассказывал мне, что в семидесятые пересмотрел весь репертуар Театра на Таганке, где играл Высоцкий. И все благодаря другому баскетболисту (и помощнику Еремина в ЦСКА 90-х) Евгению Коваленко.
– Моя жена работала там бухгалтером, – объяснил мне Коваленко. – Играла в баскетбол за «Динамо», стала мастером спорта и по приглашению подруги попала в Театр на Таганке.
Я тоже с удовольствием посмотрел все спектакли. «Мастер и Маргарита» – раз пять. Познакомился с Высоцким.
– Первое впечатление от таганского «Гамлета»?
– Прихожу на трагедию Шекспира, а там какой-то парень – в свитере и с гитарой. Я и не узнал Высоцкого. Думал, кто это? Забыли выгнать со сцены? А потом начался спектакль, просто разрывающий душу.
– Высоцкий каким показался?
– Вежливым, интеллигентным, а я говорил с ним как фанат – собирал ведь кассеты со всеми его песнями и спектаклями.
В Театре его немножко недолюбливали – возможно, завидовали популярности. Хотя он не хвастался, не выпячивал себя. После смерти о нем стали говорить гораздо лучше.
Я ездил на его концерты в Подмосковье. Он очень доброжелательно общался с публикой и не понимал, почему к нему относились с завистью. Говорил: «Куда ни приеду – прокалывают шины моего «Мерседеса». Чего он им дался?»
– Какие еще слова запомнились?
– «Не понимаю, как можно есть и слушать». За выступления в ресторанах ему обещали большие деньги, но он всегда отказывался.
Удивительный человек. Знаешь, какую песню называл любимой?
– Что-то из Окуджавы?
– Нет. «Вставай, страна огромная». Его отец прошел войну, так что Высоцкий принимал эту песню очень близко к сердцу.
Он запросто мог остаться во Франции, с Мариной Влади, но был искренним, настоящим патриотом. Не смог бы жить за границей без друзей. У него ведь тут сложился огромный круг общения.
Из-за этого круга он, правда, и погиб. Друзья подкладывали разные средства для борьбы со стрессом.
Для меня Высоцкий – великий поэт. Это и Вознесенский с Бродским признавали. И обидно, когда его выставляют наркоманом – тем более в фильме, который продюсировал его сын.
Работая над спектаклем «Жизнь Галилея», Высоцкий за короткий срок накачал рельефную мускулатуру
Сын Высоцкого Никита вполне мог играть у Коваленко в ЦСКА, но по примеру отца поступил в Школу-студию МХАТ.
«Когда я стал играть в баскетбол, отец предлагал: «Давай, я позвоню Гомельскому: встанешь с ребятами, постепенно вырастешь до их уровня», – вспоминал Никита. – Я не хотел: куда мне рядом с серьезными спортсменами».
Старший брат Никиты Аркадий, учившийся во ВГИКе на сценариста, отметил в книге «Четыре четверти пути», что его отец, не будучи спортсменом, всегда находился в отличной физической форме.
«В работе над спектаклем «Жизнь Галилея» в Театре на Таганке он занимался атлетической гимнастикой и за короткий срок накачал рельефную мускулатуру.
Отец считал занятия спортом необходимыми, чтобы не опуститься, не стать ничтожеством, как бы трудно ни складывалась жизнь. Он очень ценил в людях организованность и самодисциплину.
Спортивные песни отца написаны под впечатлением чужих рассказов: сам он этими видами спорта вообще не занимался и зачастую даже не видел, как это делают другие.
Но чем ярче и богаче были рассказы, тем глубже он проникал в тайны чужой профессии.
В итоге Высоцкий открыл нам огромный мир, помог почувствовать то, что мы не испытывали.
Он войну сделал понятной для циников, так что у тех слезы выступали на глазах. Летчикам объяснил про спортсменов, а спортсменам – про моряков.
Интеллигентам рассказал о жуликах, а жуликам – про интеллигентов.
Он принес такое взаимопонимание в нашу жизнь, которого не добиться никакому документальному кинематографу, никакими популярными лекциями. Он общенародный поэт, и в этом его самая главная победа».
Песня Высоцкого помогла Каспарову (признан Минюстом иностранным агентом) обыграть Карпова
Мысль Аркадия развила в книге «Владимир Высоцкий. Каким помню и люблю» актриса Алла Демидова, сыгравшая на «Таганке» Гертруду, мать Гамлета.
«Каждая его песня – это моноспектакль, где Высоцкий был и драматургом, и режиссером, и исполнителем.
Как исполнитель он входил во внутреннее состояние персонажа, о котором пел, и, может быть, поэтому у зрителей возникало убеждение, что Высоцкий пел каждый раз про себя».
Мой любимый спортивный моноспектакль Высоцкого – двухсерийная «Честь шахматной короны».
О ее появлении в книге «Четыре четверти пути» рассказал режиссер «Места встречи» Станислав Говорухин: «Володя буркнул: «Расскажи мне про шахматы». – «Ага, – подумал я, – скоро появится песня». Он как раз находился в спортивной полосе творчества.
Я стал объяснять: игра начинается с дебюта… начала бывают разные… например, королевский гамбит, староиндийская защита…
Володя в шахматы не играл. Чтобы предостеречь его от ошибок в будущей песне, я рассказал, что любители в отличие от профессионалов называют ладью турой, слона – офицером.
«Хватит! – сказал Володя. – Этого достаточно».
Я обиделся – с таким багажом приступать к песне о шахматах? Он замолк на полтора дня, что-то писал мелкими буквами, пощипывая струны. Именно так – не подбирал мелодию, а как бы просто пощипывал струны, глядя куда-то в одну точку. На второй день к вечеру песня была готова».
К поединку с Бобби Фишером герой Высоцкого готовился так: «Друг мой, футболист, учил: «Не бойся, он к таким партнерам не привык. За тылы и центр не беспокойся, а играй по краю – напрямик!»
Я налег на бег, на стометровки, в бане вес согнал, отлично сплю, были по хоккею тренировки. В общем, после этой подготовки я его без мата задавлю.
«Не спеши и, главное, не горбись, – так боксер беседовал со мной. – В ближний бой не лезь, работай в корпус, помни, что коронный твой – прямой».
Честь короны шахматной – на карте. Он от пораженья не уйдет. Мы сыграли с Талем десять партий – в преферанс, в очко и на бильярде. Таль сказал: «Такой не подведет!»
С восьмым чемпионом мира Высоцкий познакомился весной 1963-го – в гостях у общего друга, режиссера Левона Кочаряна.
«Нас представили друг другу, и через две минуты у меня сложилось ощущение, что знакомы мы тысячу лет, – вспоминал Михаил Таль. – Человек входил к тебе на правах очень старого друга, и было это заразительно и предельно взаимно.
[Во время дружеских посиделок] Володя иногда «уходил». Присутствовал, но «уходил» абсолютно. Взгляд исподлобья, устремленный в себя. Смотрит – не видит.
Мне сказали: человек занят. А ночью или наутро появлялась новая песня.
В «Шахматную корону» я, вероятно, попал из-за рифмы, потому что «мы сыграли с Флором», наверное, не звучало.
Во все упомянутые в ней игры мы с Высоцким не играли. Но мало кто знает, что мы сыграли две партии в шахматы. Я хорошо помню, что во второй все время норовил предложить ничью.
Песню, по-моему, я услышал вскоре после ее написания. Фишер со Спасским еще не сели тогда за шахматный столик. Реакция – колоссально!
Во всех его песнях я потом находил теплоту и невероятную доверительность, которая проявлялась в наших отношениях весной 1963 года.
А Гарри Каспаров [признан Минюстом иностранным агентом] перед каждой из партий с Анатолием Карповым [в 1984-1985 годах] слушал «Коней привередливых». Причем даже после поражений, а шахматисты – народ суеверный».
Каспаров (признан Минюстом иностранным агентом) добавил: «Я провел беспримерный матч в истории шахмат, который длился 25 месяцев.
96 раз я выходил на поединок. Сначала было много огорчений, а в конце – много радостей. И все 96 раз, за полчаса до отъезда на партию, я слушал только одну песню – «Коней».
96 раз она меня провожала на партию. И тогда, когда я стоял на краю пропасти в первом матче, когда было тяжело во втором и третьем – всегда я черпал силы из этой песни и понимал, что должен устоять на краю, должен пройти по этому краю».
Во время спектакля «Десять дней, которые потрясли мир» Высоцкий использовал каждую минуту для просмотра матча Польша – Голландия
Свой матч в песне «Честь шахматной короны» Высоцкий завершил быстрее: «Шифер стал на хитрости пускаться: встанет, пробежится и – назад. Предложил турами поменяться. Ну еще б ему меня не опасаться, когда я лежа жму сто пятьдесят!
Я его фигурку смерил оком, и когда он объявил мне шах – обнажил я бицепс ненароком, даже снял для верности пиджак.
И мгновенно в зале стало тише. Он заметил, что я привстаю. Видно, ему стало не до фишек, и хваленый, пресловутый Фишер тут же согласился на ничью».
О бицепсах и вообще о секрете своей физической формы Высоцкий рассказал в 1972 году Таллинскому ТВ.
«У нас [в Театре на Таганке] все стремятся к тому, чтобы актер был синтетическим, так что за час до репетиции начинаются разминки, мы занимаемся акробатикой на спортивных матах, пластикой, пантомимой».
Тогда же Высоцкий исполнил «Утреннюю гимнастику», написанную для спектакля Театра Сатиры «Последний парад». А через два года – для венгерского документального фильма «Поэт с Таганки» – сопроводил песню акробатическими трюками.
Через год после Будапешта «Таганка» гастролировала в Болгарии, где артистов сопровождал один из самых талантливых и увлеченных высоцковедов – журналист Любен Георгиев.
«Высоцкий говорил, что после «Гамлета» чувствует себя разбитым и истощенным, как футболист, теряющий во время трудной игры 3-4 кг, – вспоминал Георгиев в книге «Владимир Высоцкий: знакомый и незнакомый».
«Когда «Таганка» прибыла в Софию и артисты устроились в гостинице, я пригласил их на футбольный матч. К моему изумлению, Высоцкий отказался идти с нами.
Я был разочарован: человек поет о спорте, как будто даже боксом занимался, ездил верхом, а к футболу интереса не проявляет.
Позднее я узнал [из анкеты, составленной в 1970-м осветителем «Таганки»] и еще более компрометирующее его обстоятельство – у Владимира нет любимой футбольной команды!
И это в то время, как весь мир разделился на динамовцев и спартаковцев, ливерпульцев и манкунианцев, бразильцев и аргентинцев.
И все же Владимир интересовался футболом, особенно большими международными матчами. 8 и 9 сентября 1975-го у артистов «Таганки» представлений не было. Лишь некоторые из них участвовали в праздничном концерте.
Вечером я пригласил нескольких артистов домой посмотреть по телевизору матч между «Баварией» и киевским «Динамо».
Пришел и Высоцкий – не мог не прийти после того, как мы с [актером «Таганки»] Леонидом Филатовым заявили, что футбол не интересует только женщин. Только им, по мнению Ильфа и Петрова, недоступна разница между офсайдом и инсайдом.
А на следующий день шел спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». И после каждой своей сцены Высоцкий бежал в репетиционный зал Сатирического театра, где стоял большой цветной телевизор.
Там с 18:30 свободные артисты смотрели встречу сборных Польши и Голландии [4:1]. Высоцкого особенно злило, что голы забивались именно тогда, когда он был на сцене.
Он использовал каждую секунду, чтобы смотреть этот матч. Даже наскоро переодеваясь, он не отрывал взгляда от экрана».
На вопрос о любимой команде Высоцкий ответил: «Я не болею – я абсолютно здоров психически.
Знаете, у меня была такая песня: «Я болею давно, а сегодня помру на Центральной спортивной арене». Поэтому – так как я все делаю до конца – думаю, что если бы я болел по-настоящему, то помер бы на каком-нибудь матче».
Высоцкий выступал для хоккеистов перед каждым ЧМ и Олимпиадой, а песня «Профессионалы» стала их любимой
Через 6 лет после смерти поэта режиссер Эльдар Рязанов взялся за документальный фильм «Четыре вечера с Владимиром Высоцким» и посетил его квартиру на Малой Грузинской.
Там к тому времени жила мама Высоцкого Нина Максимовна. Она показала стол с черновиками, коллекцию джазовых пластинок, карту мира с отметками посещенных стран и две клюшки, исписанные фамилиями.
– Тут дата – 69-й год, – прочел Рязанов. – «Владимиру Высоцкому с любовью от чемпионов мира и Европы». Вот Старшинова фамилия, Фирсова, Евгения Зимина. Это все кумиры нашего хоккея.
– Я знаю, что перед поездками за рубеж на соревнования хоккеисты с Володей встречались на базе, – пояснила Нина Максимовна. – У спортсменов это вошло в традицию.
Вячеслав Старшинов в сборнике «Четыре четверти пути» рассказал, что клюшку Высоцкому подарили перед турниром на приз «Известий».
«Он страшно обрадовался такому знаку внимания. Хотя, казалось бы, ну что там, клюшка какая-то. Но он с уважением относился к нашему делу, поэтому забрал клюшку и хранил все эти годы [до смерти], перевозя с квартиры на квартиру.
Через детальные беседы с нами он старался вникать во все: его интересовали новаторские идеи в хоккее и психологические проявления – человеческие взаимоотношения в спорте, люди в экстремальных ситуациях на льду.
Причем песни Высоцкого я услышал раньше, чем познакомился с ним. И когда впервые увидел его, не поверилось, что именно он их сочиняет и поет, настолько не соответствовали голос с бобин и невысокий, невзрачный на первый взгляд парень. Он был похож на боксера легкого веса.
Поближе познакомившись, мы приглашали Высоцкого и его друзей на хоккей, а он нас – в театр. Я счастлив, что видел все спектакли с его участием по несколько раз. Особенно поражал «Гамлет».
Он задолго до начала выходил на сцену, сосредоточенный и молчаливый, садился и настраивался. Всегда играл через не могу, изо всех сил, не делил спектакли на главные и второстепенные.
Поверьте, он заражал нас, хоккеистов, своим отношением к делу, полной самоотдачей. Соприкосновение с его Искусством делало нас лучше. Ведь у нас тоже игра, тоже драматургия.
Играли мы однажды в Челябинске, не помню уже, в каком году это было. Высоцкий там выступал. Пришел на матч.
В Москву летели вместе. Сидели рядом, и было несколько часов для разговоров. Я спросил его тогда о том, что меня больше всего интересовало: когда же он успевает писать, ведь столько дел в театре, кино?
Он ответил: «Ночами – самая плодотворная пора».
Когда мы бывали на спектаклях, то после них собирались обычно в театральном буфете. В один из «буфетных вечеров» – кажется, после возвращения сборной с венского ЧМ-1967 – мы услышали песню о профессионалах-хоккеистах.
Хохотали от души. Ну сколько сочных деталей и ярких фактов».
«Профессионалам по всяким каналам – то много, то мало – на банковский счет. А наши ребята за ту же зарплату уже пятикратно уходят вперед!»
Проиграв 5 подряд чемпионатов мира, Канада усилила состав бывшими игроками НХЛ – например, защитником Карлом Брюэром (Бревером), обладателем трех Кубков Стэнли в составе «Торонто», так что Высоцкий не приукрашивал, называя сборную Канады профессионалами.
Кстати, Брюэр был упомянут и в первой версии песни: «Сперва распластан, а после – пластырь. А ихний пастор – ох, как ревел! А ихний тренер сказал, что Бревер жалеет очень и окривел».
Потом это четверостишие заменилось: «Сперва распластан, а после – пластырь. А ихний пастор – ну как назло! – он перед боем знал, что слабо им. Молились строем – не помогло».
Пастор – потому что тренер канадцев Дэйв Бауэр после второй мировой войны временно оставил хоккей и стал священником.
А распластанным и заклеенным пластырем Карл Брюэр оказался после силового приема Вячеслава Старшинова, имеющего разряд по боксу.
«Счет был 2:1 в нашу пользу, все волновались, переживали, – рассказывал Высоцкий. – Беспокоились перед игрой: как наши выдержат – в Канаде несколько профессиональных игроков, которые здорово владеют силовыми приемами и обязательно наших побьют.
Как выяснилось, наши игроки тоже умеют это делать, и не хуже. В общем, там помимо хорошего хоккея была и драка настоящая. Игра была серьезная и трагическая. Я нервничал около телевизора, – телевизор был чужой – нельзя было разбить.
Много было расстройств, и вся эта энергия вылилась вот в такую песню. Она сейчас любимая у наших хоккеистов.
Я встречался с ними перед их выездами на турниры. Они всегда просят петь эту песню и даже возят с собой пленку – поднимают боевой дух.
И если хотя бы один процент или полпроцента есть моей заслуги в их победе – я просто счастлив».
В кино Высоцкий исполнял сальто с лошади и прыгал с 5-метровой высоты
«Вот он прижал меня в углу, вот я едва ушел. Вот апперкот – я на полу, и мне нехорошо!» – это уже «Песня о сентиментальном боксере», которого колотит сибиряк Борис Буткеев, выступавший за Краснодар.
Высоцкий взялся за написание песни в Минске – в апреле 1966-го на съемках фильма «Я родом из детства».
Сначала настырного сибирского боксера звали Борисом Евсеевым, но через несколько месяцев – на гастролях в Сухуми – обокрали сотрудника «Таганки» и ее будущего актера Бориса Буткеева.
Утешая его, Высоцкий переименовал Евсеева. «Удар, удар. Еще удар. Опять удар – и вот. Борис Буткеев (Краснодар) проводит апперкот».
«Это самая быстрая моя песня – я иногда сам даже не очень соображаю, в чем там дело», – признавался Высоцкий.
Кстати, об ударах. Одну из первых киноролей Высоцкий сыграл в спортивной комедии Вениамина Дормана «Штрафной удар» (1963 год).
Летом 1962-го Высоцкого уволили из Театра Пушкина, и роль гимнаста-наездника с изобретательным именем Юрий Никулин спасла его от нищеты.
Для этой роли Высоцкий два месяца брал уроки конного спорта – жил он тогда рядом с ипподромом, на Беговой.
На концерте в Киеве 21 сентября 1971 года Высоцкий вспоминал: «Я впервые исполнял сложные трюки – когда лошадь шла на препятствие, я делал сальто назад – должен был попасть в седло другой лошади.
Но это, конечно, невозможно – это только в страшном сне может быть и в кинематографе. Поэтому это уж как-то там монтировали, а вот выпрыгивание с лошади – это я выполнял сам.
Я незаметно убирал ноги из стремян и, отталкиваясь от седла, делал сальто назад – там внизу уже ловили. Трюк очень опасный, потому что лошадь может ударить ногами».
На съемках в Казахстане Высоцкий долго испытывал терпение режиссера Дормана. Пил водку из кефирной бутылки в сцене в кафе, пробовал запрещенное курево и в конце концов провозгласил: «Искусству нужен Веня Дорман, как ***, который был оторван».
После этого Высоцкого забанили на студии Горького, но он снимался на других – например, на «Ленфильме», где в 1968-м сыграл большевика-подпольщика Бродского в «Интервенции».
На съемках Высоцкий сразу заявил шефу каскадеров Александру Массарскому, что не нуждается в дублере и сам исполнил трюк, частью которого была драка с актером Николаем Ващилиным, будущим гендиректором баскетбольного «Спартака».
«В сцене захвата контрразведкой интервентов Высоцкий предложил использовать балюстраду балкона, с которого лестница спускалась прямо в зал, – вспоминал Массарский.
Он сказал: «Пусть за мной гонятся солдаты, я взбегаю по лестнице, деремся наверху, я их разбрасываю, прыгаю через перила вниз, и здесь мы продолжаем сцену. Я засомневался. Высота перил около 5 метров».
Площадка – в кадре; маты не положишь, а прыгать на дощатый пол опасно – недолго подвернуть ногу, но Володя так настаивал, что пришлось уступить.
Все это он выполнил. Снималось несколько дублей, и в каждом он прыгал вниз, но в одном кто-то, испугавшись, крикнул: «Стоп!» Володя попытался в полете ухватиться за перила, но полетел на пол. Этот дубль и вошел в картину».
Правда, шеф Госкино Романов запретил фильм за неуважительное обращение с образами большевиков, и «Интервенция» вышла лишь в конце 80-х, через семь лет после смерти Высоцкого.
Высоцкий вдохновил футбольную сборную на победу над Италией, а на Олимпиаде пел для Буряка с Блохиным
А за два года до съемок «Интервенции» Высоцкий сблизился с футболистами ЦСКА.
Защитник Владимир Пономарев рассказал мне: «Высоцкий дважды устраивал нам концерты на базе в Архангельском. Исполнял не только спортивные песни, любые. Ужинали вместе, он рассказывал анекдоты, а затем его увозили на машине».
Оттолкнувшись от слов Пономарева, высоцковед (а заодно – врач-психиатр) Марк Цыбульский выяснил, когда именно Высоцкий приезжал в Архангельское. Оказалось, летом 1966-го и в начале ноября 1967-го.
О втором визите Цыбульский расспросил полузащитника ЦСКА-67 Аркадия Панова: «Высоцкий приехал на базу с утра, и главный тренер Всеволод Бобров рассказал, что мы будем делать.
Мы всей командой – и Высоцкий с нами – поехали на ВДНХ и пообедали в ресторане. Потом он вернулся с нами на базу, подошли хоккеисты. Это было уже часов пять вечера.
Высоцкий начал петь и сказал: «Вот если выиграете финал, я напишу про вас песню». Но мы не выиграли».
Речь о финале Кубка СССР, который случился через несколько дней. ЦСКА проиграл «Динамо» 0:3.
Лев Яшин, вратарь «Динамо» в том финале, через четыре года ушел из футбола.
Высоцкий проводил его песней «Вратарь». В ней Яшин отбивается от напора фоторепортера, который просит пропустить красивый гол.
«Вот летит девятый номер с пушечным ударом – репортер бормочет: «Слушай, дай ему забить! Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром». Чуть не плачет парень. Как мне быть?!»
В первом варианте песня кончалась словами вратаря: «Я весь матч борюсь с собой. Видно, жребий мой такой. Потому и ухожу на покой!» Но потом Высоцкий заменил последнюю строчку на «Так, спокойно – подают угловой».
Но и ЦСКА досталось. Тренера команды (1967-1971 и 1976-1977) Алексея Мамыкина Высоцкий встроил в «Песенку о слухах».
«А вы знаете, Мамыкина снимают. За разврат его, за пьянство, за дебош! Кстати, вашего соседа забирают, негодяя, потому что он на Берию похож!»
Другого тренера – звезду «Торпедо» 40-х Александра Пономарева – Высоцкий называл кумиром.
«1970 год. Высоцкий летел на три концерта в Ереван, – рассказывал «Московскому комсомольцу» переводчик Давид Карапетян. – Тем же рейсом в столицу Армении возвращался «Арарат» во главе с Пономаревым.
Поэт и тренер беседовали на протяжении всего перелета. Договорились созвониться. Встреча состоялась на квартире Пономарева. Прекрасные блюда, выпивка. Но Высоцкому пить было нельзя, отказался от рюмки и Александр Семенович.
«Володя, я очень хотел бы тебя записать», – прямо сказал он. Высоцкий взял гитару: «Посвящаю эту песню кумиру моей юности Александру Семеновичу Пономареву». И запел «Охоту на волков».
Закончил с пожеланием: «Когда ваша команда будет проигрывать, ставьте эту запись, чтобы подбодрить игроков». В конце вечера Высоцкий сказал: «С вами приятно петь, Александр Семенович, вы чувствуете песню. А я вот на поле подыграть бы вам не смог».
Высоцкого записывали на финский магнитофон, привезенный из Лахти – Пономарев три года работал там тренером во второй половине 60-х.
К десятому апреля 1970-го, когда состоялся квартирник, Высоцкий сочинил только одну футбольную песню («Про правого инсайда»), поэтому, кроме нее и еще трех спортивных (например, про метателя молота), пел и старинные романсы – Юрия Морфесси и Бориса Прозоровского.
А уже через несколько месяцев Высоцкий написал «Разговор с женой после чемпионата мира» (в Мексике), где срифмовал Пеле с шевроле и Мура с прокуратурой, а заодно поделился трансферным инсайдом.
«Комментатор из своей кабины кроет нас для красного словца, но недаром клуб «Фиорентина» предлагал мильон за Бышовца». Киевское «Динамо», где тогда играл Бышовец, встречалось с «Фиорентиной» в Кубке чемпионов – в ноябре 1969-го.
Бышовец потом признавал, что после той игры итальянцы им и правда интересовались, но удивился, что об этом знает Высоцкий. Когда они встретились в сауне на Житомирском шоссе («Таганка» гастролировала в Киеве со спектаклем «Пугачев»), Высоцкий хмыкнул: «Ну, я-то знаю».
«Фиорентине» «Динамо» уступило 1:2, зато через пять лет Высоцкий помог нашей сборной обыграть Италию.
Футбольный врач Савелий Мышалов рассказал мне о появлении Высоцкого в Новогорске в 1975 году: «Полузащитник Анатолий Коньков знал его песни наизусть и спросил меня: «Как бы нам заполучить Высоцкого?»
Я обратился к Борису Федосову, заместителю главного редактора «Известий», а заодно – председателю Федерации футбола, и тот устроил нам встречу с Владимиром Семеновичем, который приехал с другим таганским актером Вениамином Смеховым.
Некоторые песни Высоцкий исполнял впервые, поэтому попросил отключить магнитофоны: хотел сначала опробовать песни на публике, а потом уж записывать.
Выступив, Высоцкий зашел в мой номер:
– Доктор, наверняка у тебя что-то есть?
– Ну, а как же.
– Наливай.
Через два часа у Высоцкого был спектакль.
На следующий день он зашел к нам в раздевалку перед игрой с Италией. Мы подарили ему мяч с автографами, а он дал установку: «Ребята, макаронщиков надо обыграть». Мы победили 1:0, а победный гол забил Толя Коньков, вдохновленный знакомством с кумиром.
Через год я встретил Высоцкого и Марину Влади в монреальском универмаге, во время Олимпиады-76.
Я поднимался на эскалаторе, а они спускались, но мы заметили друг друга и договорились встретиться.
– Володя, приходи в олимпийскую деревню. Ребята будут счастливы.
– Там партийная власть. Мне там делать нечего.
Даже видеть их не хотел.
Еще Высоцкого обожал Лобановский. Особенно ему нравились «Кони привередливые», переслушивал по несколько раз в день».
В олимпийскую деревню Высоцкий не пошел, но с футболистами – Олегом Блохиным и Леонидом Буряком – все же встретился. В супермаркете.
«Мы проиграли тогда все, что можно, – вспоминал Блохин. – И не только на Олимпиаде, а вообще в первой половине сезона. Настроение – хуже некуда.
Побрели с Леней Буряком по монреальским улицам, заглянули в магазин – купить сувениры. Вдруг слышим: «Смотри, такое впечатление, будто это живые Блохин с Буряком, а?»
Оглянулись злые – не до шуток нам было. А там Высоцкий с Мариной Влади. Они Володе кожаный пиджак подбирали. От одной его улыбки – широкой, доброй – легче стало на душе.
Мы вышли из магазина, посидели немного в кафе, вспомнили общих московских знакомых. Высоцкий спросил, можно ли нас украсть на несколько часов.
Спустя полчаса мы приехали в симпатичный двухэтажный дом, ключи от которого оставили Марине и Володе друзья.
У Лени накануне был день рождения, и мы, смущаясь, попросили записать кассету на память. Высоцкий с удовольствием откликнулся на нашу просьбу. Под рукой кассеты не оказалось, но он нашел чистую, вставил в магнитофон и стал петь».
Еще один футболист сборной СССР, вратарь Вячеслав Чанов, рассказал мне, что познакомился с Высоцким, когда тот приезжал в Донецк: «Высоцкий приглашал меня на спектакли, а я его – на игры.
Когда жили со сборной на чемпионате мира-1982 в Испании, нам привезли только-только вышедший первый сборник стихов Высоцкого «Нерв».
«Сборник привезли русские переселенцы, – добавил Савелий Мышалов. – Мы спросили сопровождавшего нас чекиста Валерия Балясникова, бывшего вратаря «Динамо»: «Можем взять «Нерв» с собой?» – «Берите».
А Колосков купил еще и сборник стихов Мандельштама, и его прихватили на таможне. Побежали за экспертом, который должен был решить, можно ли ввозить Мандельштама в Советский Союз.
Но тут вступился тот же Балясников. Сказал он тихо, делово: «Колоскова не трогайте». Он был в звании полковника – его трудно было не послушаться».
Тот чемпионат мира пропустил Федор Черенков. С 1980 года он не отмечал свой день рожденья. Для него 25 июля стало днем памяти Владимира Высоцкого.
PS. «Высоцкий был поэт остросатирический, – отметил писатель Юрий Трифонов. – Высмеивал бюрократов, чиновников, подхалимов, дураков и – в особенности – обывателей, пожирателей благополучия.
У него очень много злых и острых песен об этом слое городского мещанства, и, что особенно странно, все эти люди, персонажи его сатир, тоже его любили, как будто не понимали, что он над ними издевается.
По своему человеческому свойству и в творчестве своем Высоцкий был очень русским человеком. Менталитет русского народа он выразил, как, пожалуй, никто другой.
Ширина его охвата почти безгранична: от жизни ученых до криминальных слоев. И все это было спаяно вместе, и все это была картина жизни России».
Фото: РИА Новости/Анатолий Гаранин, Юрий Сомов, Галина Кмит, Дмитрий Донской, Борис Елин, Юрий Сомов, Мирослав Муразов