«Друзья приходят и уходят, но чемпионские баннеры – это навсегда». Правила жизни Кобе Брайанта

Последний раз, когда я испытывал страх, мне было 6 лет. Это случилось на занятии по карате. У меня был оранжевый пояс, а мне велели драться с черным поясом – он был на несколько лет старше и гораздо больше. Я перепугался до усрачки. Короче, я очень испугался, а он надрал мне задницу. Но потом я понял, что он надрал мне задницу не так уж сильно, как я себе это напредставлял, и нет ничего на свете, чего стоило бы бояться.

С тех пор как мне стукнуло 8 лет, я всегда слишком много бросал. Но «слишком много» – это вопрос субъективный. Некоторые думали, что и Моцарт использует слишком много нот в своих сочинениях. Давайте я просто скажу: меня забавляют люди, которые говорят, что я слишком много бросаю. Возвращаясь к Моцарту – он ответил критикам так: «Не бывает слишком много ног или слишком мало нот. Их ровно столько, сколько требуется».

В детстве я мечтал быть футболистом. В один день я представлял себя ван Бастеном, в другой я был Марадоной или Баджо. Я вырос в Италии, где регулярно ходил на матчи серии A. Но вообще-то мне больше по душе чемпионаты Англии и Испании. Там много внимания уделяется технике.

В школе я любил играть на позиции центрового. Никто не запрещал мне быть Шакилом.

Когда мне было 14 лет, на наши игры приходило не больше трехсот человек. Мне это не нравилось. Я считал, что наш зал должен трещать по швам. Я даже специально рассылал всем знакомым приглашения на игры.

Перед тем, как принять решение выставить свою кандидатуру на драфт НБА, я поговорил с Кевином Гарнеттом. Он посоветовал мне ловить момент и получать удовольствие. Он помог сделать правильный выбор. Колледж – это не для меня.

Конечно, я думал о том, чтобы поступить в университет. Чемпионат NCAA, титул в качестве обязательного бонуса. Все это круто. Но я сделал свой выбор.

Контракт с «Лейкерс» подписывали родители. Я только улыбался как дурак и хлопал ресницами.

Я никогда не воспринимал баскетбол как работу. Я даже не осознавал, что это работа до того, как попал в НБА. Я попал в среду других профессионалов, и мне казалось, что баскетбол – это то, чем они должны жить, но это было не так. И я такой: «Не так я себе это представлял». Я-то думал, что все помешаны на игре, как и я сам. «Нет? Это просто тяжелая работа». Сейчас я это понимаю.

В 18 лет мне позвонил Майкл Джексон, и мы разговаривали c ним больше часа. Он заметил, что окружающие обращаются со мной не слишком любезно из-за того, что я отличаюсь от других. Возможно, это прозвучит странно, но это чистая правда: Майкл Джексон действительно был моим духовным наставником.

В конце моего первого сезона мы должны были пройти «Юту». Но в решающей пятой игре я выбросил четыре «сквозняка», и мы потеряли шанс на титул. Те броски дали мне понимание того, над чем мне нужно работать в первую очередь – над атлетизмом. Вот и все влияние той ситуации на меня. В том матче нервы вообще ничего не решали. Я просто был недостаточно хорошо подготовлен. У меня ноги были как макаронины, они не могли выдержать нагрузку сезона. Какая была у меня реакция? Я устроил себе интенсивный тренировочный лагерь – к новому сезону накачал и руки и ноги.

Не могу найти общий язык с лентяями. Мы разговариваем на разных языках. Я их не понимаю. Они не понимают меня.

Когда у меня была возможность защищаться против Майкла Джордана, мне хотелось защищаться против него. Мне был нужен он. Не существует вызова круче.

Я не собирался жертвовать своей игрой. Но я также не собирался жертвовать и временем, которое я провожу с семьей. Поэтому я решил пожертвовать сном. Все просто. Я начинал в 5 утра, занимался до 7, затем возвращался – с 11 до 2, а затем еще раз – с 6 до 8. Благодаря тому, что я начинал раньше я создал себе пространство для дополнительной тренировки каждый день. За лето это очень много дополнительных часов в зале.

Устанавливать рекорды – большая честь. Это очень приятно. Но я играю против реальных игроков на площадке, и мне по большому счету все равно кого из легенд прошлого я обставил.

Для некоторых кроссовки – это внешний вид. Для меня – средство для того, чтобы выступить на лучшем уровне. Я с упорством перфекциониста подходил к созданию своей именной модели. Уделял внимание каждой детали. Заботился о весе, о распределении веса, о материалах, о покрое, о прошивке, об износе. Я скрупулезно выбирал каждую загогулину, каждую линию, каждый стежок. Я не хотел, чтобы моя нога ходила в кроссовке. Старался избежать любых недоработок. Я не хотел, чтобы в них было хоть что-то, что могло отвлечь мое внимание от игры. Мои кроссовки не просто должны были быть удобными, но и помогать мне на площадке.

Я построил свою игру так, чтобы в ней не было слабостей. Не важно, насколько хорошо вы изучали мою игру. Не важно, играли мы годами друг против друга или даже были партнерами на каком-то этапе. Ничто из этого вам бы все равно не помогло. Я специально приноравливался к конкретному защитнику, так, чтобы освободиться от него. В итоге: чем лучше, как вам казалось, вы знаете меня, тем сложнее вам было бы защищаться против меня.

Мне нужно было дать Дикембе понять, что здесь я – угроза, а не он. Поэтому, как и он, я начал использовать левую руку и локоть. Это помогало создать пространство, но главное – говорило ему: если ты приблизишься, то натолкнешься на мою руку, и тебе это не понравится.

Боль никогда не говорит вам о том, что нужно остановиться. Боль – это такой тонкий голос в вашей голове, который старается вас сдержать, потому что знает, что в противном случае вы продолжите меняться.

Плохо, что сейчас в моде очень длинные шорты. Ведь все знают, что Бог подарил мне самые сексуальные ноги в мире. Они дьявольски привлекательны.

То, что люди видят на площадке – это не я. Это другая сторона Кобе Брайанта. Его темное начало, которое больше всего на свете не умеет и не любит проигрывать. В жизни я совсем другой человек.

Понимать важность физического контакта – это лишь половина. Ты должен полюбить жесткую игру, и я так и сделал. Тебе должно нравиться, как тебя держат за майку и тянут назад. Тебе должно нравиться, что тебя бьют, так что ты может ударить их в ответ. Тебе должны нравиться каждый толчок, каждый прилетевший локоть. Прими это, и ты уже победил.

В том матче с «Торонто» я был не в себе. В перерыве читал какую-то бухгалтерскую книгу. Затем вышел на площадку и после каждого попадания хотел кричать: «У кого еще не было секса со мной?». Ужас какой-то. Кстати, тогда на трибуне была моя бабушка – это единственный раз, когда она пришла на матч НБА. Я до сих пор не знаю, как все так произошло. Вот просто все совпало в одном матче, и я набрал не 25 очков, а 81.

Однажды я разучился бросать штрафные. До этого я очень долго не вставал на линию, и было такое ощущение, что меня выбросили в центре Шанхая без переводчика и словаря.

В баскетболе я нашел свое убежище, свой монастырь. Здесь я чувствую себя как ребенок на баскетбольной площадке. Когда я в игре – все хорошо.

Во время первого периода Фил Джексон думал, что я не обучаем. Он считал, что я подвергаю сомнению его власть и его планы. Он говорил, что я его не слушаю. Когда мы встретились снова, он понял, что я просто так устроен. Он понял, что я всегда любознателен и не боюсь задавать вопросы. Как только он разобрался, то стал более терпелив по отношению ко мне. Он проявлял больше готовности встречаться со мной и отвечать на мои вопросы обо всем.

Да, я довел до слез некоторых игроков. Но, если вы плачете из-за моих саркастических ремарок, то я и не хочу играть с вами в одной команде в плей-офф.

Больше всего люблю играть в «Мэдисон Сквер Гардене». Эта арена мне напоминает Колизей, где бились гладиаторы. Ну и лишний раз встретиться со Спайком Ли всегда приятно.

У многих людей есть странная теория, что успех приходит, когда все кладут руки друг другу на плечи, распевают песни, подбадривают друг друга, если что-то случается… Но это далеко от действительности. Если вы лидер, то вы не можете всем нравиться. Ваша задача – спрашивать с каждого. Даже если в этот момент вы чувствуете себя не очень комфортно.

Мы с Шаком всегда могли выдать по 30+ очков и 10+ подборов. И это расслабляло наших партнеров. Чтобы такого не происходило, мы с Шаком всегда нагнетали давление и искусственные конфликты. Подобное напряжение держало наших партнеров в тонусе. Нужно понять, что эти битвы никогда не были персональными. Это было не про Шака и не про Кобе. Мы просто хотели удостовериться в том, что партнеры были полностью вовлечены и понимали серьезность того, что мы собираемся сделать. Чтобы они понимали, что никаких гарантий тут нет, и мы с Шаком не будем всех вечно спасать.

У меня есть сомнения в себе. Неуверенность. Боязнь провала. Бывает так, что я приезжаю на арену и думаю: «Спина болит, ноги отваливаются, колени болят. Не смогу играть. Хочу просто передохнуть». У нас у всех есть сомнения в себе. Не надо отрицать это, просто не нужно им поддаваться. Как только ты чувствуешь, как ощущается провал, ты полностью зациклен на том, чтобы преуспеть.

Главное, чему я научился у Шака – это использование физической мощи на всю катушку. Хоть я и защитник, но мне хотелось делать так, чтобы у соперников все болело, чтобы они страдали, защищаясь против меня в течение 48 минут. Мне это давало психологическое преимущество. Поэтому, когда Шак ушел, я стал больше играть в посте и больше терзать защитников по всей лиге.

Никогда особенно не хотел сыграть с игроками прошлого, но, если от вопроса не отвертеться, то выбрал бы Мэджика Джонсона. Еще интересно было бы схлестнуться с Биллом Расселом и забить ему хотя бы два очка.

Знаете, к параду чемпионов невозможно привыкнуть. Да я готов каждый день в нем участвовать! Только вечером мне нужно успеть на тренировку.

Я прочитал методичку судей и многое из нее вынес. Например, там прописаны места, где должны находиться арбитры. Если мяч оказывается в точке Х, то у каждого из них есть конкретная позиция. Когда они так делают, возникают мертвые зоны, места на площадке, которые не просматриваются. Я понял, где находятся эти зоны, и воспользовался этим. Мне сходили с рук зацепы, пробежки и всякие мелкие нарушения – просто потому, что я потратил время на изучение документа. Читать – это очень полезно.

На Олимпиаде среди знаменитых спортсменов я себя чувствовал как Гарри Поттер, который пришел в Хогвартс.

Мы слишком изводим себя. Если вы себе говорите: «О, это такой важный момент, это такой важный бросок», то подставляете сами себя под ненужное давление. Да вы совершали этот бросок сотни и тысячи раз. Это всего лишь еще одна попытка.

Я говорю на нескольких языках, поэтому мне достаточно легко скрывать свои истинные эмоции от судей. Сербским ругательствам меня научили Радманович и Вуячич. Французским – Ронни Тюрьяф. Знаете, как красиво звучат все слова на французском? Я просто подхожу и говорю с улыбкой: «Эх вы, гребаные идиоты, что же вы делаете!», а судьи только ухмыляются в ответ.

Леброн больше меня и мощнее, но я люблю бить и люблю принимать удары, люблю все это гораздо больше, чем он. Когда Леброн защищался против меня, то использовал тело, а не локоть – он привык к тому, что он сильнее всех. Но в моем случае это давало мне преимущество. Я люблю физическую борьбу и знаю, как использовать обе руки, чтобы отодвинуть защитника и нырнуть под него. В следующем владении он старался вложить больше силы, и я вновь использовал это против него – разворачивался с броском или обходил его.

Любой негатив – давление, вызовы – для меня это возможность стать лучше.

Поражение есть поражение. Нет у поражения никаких градаций. Вы либо взяли титул, либо вы дерьмо. Для меня это все предельно ясно.

С Леброном мы всегда обсуждали, что составляет психологию убийцы. Он наблюдал за тем, как я подхожу к каждой тренировке, а я постоянно подзуживал его и других парней. Помню, как-то мы валяли дурака в первой половине. Я вошел в раздевалку во время большого перерыва и спросил у парней – в менее приличной форме – какого черта мы делаем. Во второй половине Леброн отозвался должным образом – он вышел с намерением доминировать. И с тех пор играл так всегда.

Знаете, я, возможно, кого-то удивлю или даже разочарую, но я играю в баскетбол не ради славы, внимания и любви болельщиков. Понимаете, не это меня мотивирует. Не это заставляет приходить в спортзал и без конца тренироваться. Совсем не это. Я играю для того, чтобы побеждать. А остальное – мишура. Ничто больше не имеет значения, так что я не особенно расстраиваюсь из-за отсутствия к нашей команде повышенного внимания.

Ненависть болельщиков не может помешать мне ставить сверху.

Я не нахожу ничего предосудительного в том, чтобы взять телефонную трубку, позвонить и задать волнующие меня вопросы. И, к счастью, все, с кем мне приходилось беседовать, были чрезвычайно отзывчивы и вежливы. Единственный, с кем я ни разу не общался, это Лэрри Берд. Я даже ни разу не встречал его.

Когда мы говорим, что этого нельзя достичь, того нельзя достичь, мы сами себя ограничиваем. Мой мозг просто не может принять провал. Он не примет провал. Если я буду сидеть, размышлять и говорить себе «Ты провалился», то это будет хуже, чем смерть.

У меня в запасе только две физиономии. Улыбающийся Кобе и напряженный Кобе.

Моя манера вести за собой не изменилась с годами. Мне нравилось бросать людям вызов и выводить их из зоны комфорта. Именно это заставляет задавать вопросы, и именно это приводит к прогрессу. Можно сказать, что я заставлял людей показывать свою лучшую сторону. Единственное, что я изменил с годами – я начал индивидуально подходить к каждому. Я все равно залезал им под кожу, но теперь подстраивался под них.

Я скорее выбросил бы 0 из 30, чем 0 из 9. Если у тебя 0 из 9, это значит, что ты сам себя обыграл, ты сам психологически выключился из игры. Ты просто утратил уверенность в себе.

Сейчас, когда я снимаю кроссовку и смотрю на мой шрам, я вижу в нем определенную красоту. Я вижу за ним тяжелый труд, жертвы, я вижу, сколько времени ушло на то, чтобы восстановиться. И я вижу красоту в этой борьбе.

Если вы хотите стать лучшим в чем-то, вам нужно по-настоящему этого захотеть. Если бы хотите стать лучшим в конкретной области, вы должны помешаться на ней. Многие говорят, что хотят быть лучшими, но они не готовы на необходимые для этого жертвы. У них другие заботы, важные или не очень, и они тратят себя на многое другое. Это нормально. В конце концов, величие – это не для всех.

Вы можете контролировать только одно – то, как люди вас запомнят и запомнят ли вообще. Не надо об этом забывать.

Друзья приходят и уходят, но чемпионские баннеры – это навсегда.

Фото: Gettyimages.ru/Ronald Martinez / Staff, Ezra Shaw / Staff, Jeff Gross / Staff, Ronald Martinez / Staff; East News/AP Photo/Jeff Kowalsky, AP Photo/Kevork Djansezian, AP Photo/Matt A. Brown, File, AP Photo/Kevork Djansezian, File, AP Photo/Charles Krupa