Абдул-Джаббар – мощнейший из киноврагов Брюса Ли. Он был его учеником и обвинил Тарантино в расизме после «Однажды в Голливуде»

История самой известной кинодраки.

«Я познакомился с Брюсом Ли, когда он только формулировал свой стиль. Тогда еще не было очевидно, что я работаю с человеком, который станет бессмертным авторитетом в области боевых искусств. Брюс был, прежде всего, моим другом. Между нами не было конкуренции, не было столкновения двух эго, да и Брюсу нужны были друзья.

Брюс, весьма справедливо, считал себя сильным человеком. Он никогда не показывал никакой слабости в драке и всегда скрывал любую уязвимость характера.

Как-то я был в его доме. Мы только закончили заниматься. Было солнечно и тепло. Брюс сказал: «Слушай, мне надо отвезти кое-что одному моему приятелю».

«Давай я поеду с тобой».

«Хочешь прокатиться?»

«Да, а куда ехать? Далеко?»

«Нет, рядом с Лобертсоном».

Он имел в виду проспект Робертсон, рядом с бульваром Венис. Иногда – два или три раза в год – его китайский акцент давал о себе знать.

Лицо Брюса напряглось, так, как это бывало с ним в поединках. Он подумал, что сейчас я начну дразнить его, и, друг я или не друг, но он хотел бы побить меня. Я увидел, как он надулся – схватил и обнял его. И мы начали смеяться. Естественно, я не мог рассказать об этом случае никому. Именно на таком доверии строилась наша дружба. Но когда я выпустил его из рук, он врезал мне по руке, сильно врезал, просто чтобы дать мне понять, что он Брюс Ли».

Карим Абдул-Джаббар познакомился с Брюсом Ли в 1967-м.

Тогда еще не поменявший имя Лью Алсиндор учился на втором курсе UCLA – Ли перебивался эпизодическими ролями в Голливуде и держался на плаву за счет того, что давал уроки.

Центровой вырос в Нью-Йорке – его отец занимался боксом, а сам он обучился базовым приемам самообороны из практической необходимости. Но по-настоящему он увлекся боевыми искусствами лишь в колледже: Джаббар изучал восточную философию и параллельно подсел на фильмы о японском фехтовальщике Дзатоити. «Подумал, что такого рода контроль тела помог бы мне в играх, когда меня встречают вдвоем или втроем. Вместо того чтобы использовать исключительно силу, я мог бы ускользать от соперников и избегать нарушений».

Летом 67-го Джаббар начал заниматься айкидо – «и быстро обнаружил, что чувства стали острее, а рефлексы быстрее».

Когда он вернулся в Лос-Анджелес, то попросил друга из журнала «Черный пояс» посоветовать ему учителя для продолжения занятий. Тот дал ему телефон Ли, незадачливого актера, который тогда как раз появился в «Зеленом шершне», и изгоя, портившего отношения с большинством авторитетов в области единоборств.

Джаббар сомневался.

«Брюс был такой человек, который покорял вас за 20 секунд. Большинство учителей боевых искусств, с которыми я встречался до того, были очень закрытыми, серьезными, постоянно требовали, чтобы к ним обращались уважительно. Но не Брюс. Он встретил меня широченной улыбкой и дружескими шутками, я сразу же понял, что это не ворчливый мастер из японских фильмов, который требует, чтобы ему постоянно кланялись. Мы поговорили о баскетболе, а затем приступили к делу.

Брюс позвал жену Линду, чтобы помочь ему с демонстрацией. Он сказал мне занять позицию за тяжелым мешком, который висел на цепи. Мешок был плотным и тяжелым, словно тело.

«Держи его как можно сильнее».

Брюс попросил Линду ударить мешок ногой.

«Брюс, не думаю, что это сработает. Я на полметра выше и на 50 килограммов тяжелее твоей жены».

Брюс только улыбнулся.

«Держи мешок крепче, Лью».

Я занял позицию за мешком и обнял его изо всех сил. Был уверен, что даже грузовик не сможет сдвинуть его с места.

«Готов?»

«Готов».

Брюс кивнул Линде.

Неожиданно Линда взмахнула ногой. Удар был такой силы, что меня отбросило на полметра, мой позвоночник согнулся, а челюсть съехала на бок.

Они улыбались, глядя на мое растерянное лицо.

«Ну, хорошо, – сказал я, потирая грудь. – Научи меня такому».

Подход Брюса напоминал философию тренера Вудена. Оба подчеркивали, что отработка фундаментальных навыков важнее всего. Брюс всегда говорил: «Боюсь не того, что отработал десять тысяч ударов один раз, а того, кто отработал один удар десять тысяч раз». Для меня мой бросок крюком был тем ударом, что я отработал десять тысяч раз.

Боевые искусства дали мне понять, что значит быть готовым ко всему. Ты не можешь быть исключительно спортсменом – быть ограниченным в этом статусе. Они позволили мне шире взглянуть на мир, так что я смог овладеть множеством другим дисциплин».

Абдул-Джаббар оставался учеником Брюса Ли последующие шесть лет, до самой смерти. За это время тот снял свои главные фильмы, превратился в глобальный феномен и приобрел статус человека-мифа.

Так получилось, что их знакомство произошло в самый тяжелый период жизни центрового. В том сезоне он перешел в ислам и отказался выступать за сборную на Олимпиаде-1968. Демарш сделал его во многом изгоем в университете, где он выпал из общественной жизни, и одновременно одним из столпов афроамериканского протеста: Джаббар несколько раз появлялся на телевидении, где продвигал идеи о том, что чернокожие не могут считать Америку настоящей родиной и своей страной. Для него это была страна для белых, которой управляли белые, а черные ущемлялись в правах. Чем больше давления извне Джаббар ощущал, тем больше закрывался и ожесточался. В книге «Брюс Ли: несравненный боец» упоминаются, скажем, разногласия между друзьями на тему сообщения с внешним миром. «Я не понимаю Большого Лью, – как-то сказал мне Брюс Ли. – Когда к нему подбегают дети и просят его дать автограф, он пытается избавиться от них. Иногда он ведет себя очень грубо: он говорит им подождать, а потом удирает от них».

При этом Джаббар позже рассказывал, что Ли было интересно слушать о борьбе черных за свои права: он видел то же самое по отношению к китайцам в Гонконге.

Возможно, из-за тяжелого внешнего фона, возможно, просто потому, что Ли был действительно необычной фигурой, но он оказал огромное влияние на нового ученика, влияние, которое тот будет вспоминать на протяжении всей жизни.

«Самый главный тезис Брюса состоял в том, что не существует какой-то одной идеальной техники боя или философской системы. Это очень отличалось от того, что говорили другие учителя, которые всегда стояли за конкретную школу. Именно так Брюс пришел к технике «Джит-Кун-До», технике опережающего кулака: каждый боец уникален, так же, как и каждая схватка. Поэтому боец должен постоянно адаптироваться и использовать самые разные подходы и методы. Примерно то же самое говорил и тренер Вуден. Они оба хотели, чтобы ученики пришли к такому уровню, что могли обучать сами себя и постоянно прибавлять.

Брюс был – для меня, для его друзей и для себя – прежде всего мыслителем. Хотя он привлекал к себе новых учеников, в том числе и кинозвезд, благодаря сверхъестественным физическим способностям, он не отпускал нас от себя благодаря не менее выдающимся интеллектуальным качествам. Он изучал философию и психологию в колледже и часто обсуждал их с нами. Мы с ним провели столько же времени на матах, сколько и говоря о книгах…

Брюс показал мне, как укрощать ту ярость, что бушевала во мне – полностью контролировать ее. Китайцы называют это качество «ци», это идея об энергетической субстанции, которая лежит в основе вселенной.

Я использовал это не только в схватках, но и в баскетболе. Самый важный элемент для того, чтобы справиться со стрессом – это хладнокровие. Люди нервничают и забывают все. Нужно сохранять концентрацию в любые моменты. Работая с Брюсом, я поражался тому, что благодаря контролю над жизненной силой я видел все будто в замедленной съемке. Это звучит странно, меня поймут лишь те, кто сами испытали нечто подобное».

Одно из самых главных впечатлений Карима от работы с Ли – то, что не принимал никакого позерства и относился к бою как к высшей оценке любой школы.

«Брюс учился единоборствам в Китае, где любые разногласия решаются силой. Лучшие ученики бросают вызов лучшим представителям других школ и сражаются всерьез – люди постоянно теряют в таких схватках зубы, уши, глаза, им ломают носы. Брюс был новатором и не имел никаких авторитетов: он дрался со старыми мастерами и вел с ними теоретические диспуты, в которых указывал пробелы и в их боевых стилях, и в их философии. Он говорил, что многие из них «учатся плавать на земле» – все их красивые движения бесполезны в настоящей схватке. Из-за этого он нажил много врагов. Как-то он участвовал в телепрограмме в Гонконге, и мастер ему сказал: «Смотри, я займу такую стойку, что ты не можешь меня сдвинуть с места». Тот занял стойку – Брюс подошел и вырубил его ударом в лицо, чтобы показать, что такого рода приемы не имеют ничего общего с настоящими драками…

Брюс использовал все – бокс, борьбу, все, что ему казалось эффективным. Это многих бесило, но он брал все, что было практичным, все, что работало в драке».

Этот абзац Джаббар написал еще в середине 70-х. В прошлом году ему пришлось вернуться к этой теме: его возмутило, что его друг выведен в карикатурном виде в новом фильме Тарантино «Однажды в Голливуде».

«Тарантино – один из моих любимых режиссеров: смелый, бескомпромиссный и непредсказуемый… У него, безусловно, есть художественное право изображать Брюса в том виде, в котором ему нужно. Но делать это вот так неряшливо, даже в расистском ключе, это провал и как художника, и как человека…

Брюс очень долго боролся за то, чтобы его воспринимали всерьез в Голливуде. Его очень долго считали еще одним азиатом и давали ему исключительно роли азиатов – злодеев или прислуги…

При мне несколько раз какой-нибудь придурок бросал Брюсу вызов. Он всегда вежливо отказывался и не обращал на них внимания. Первое правило бойцовского клуба Брюса состояло в том, чтобы драться лишь тогда, когда не было другого выхода. Ему не нужно было доказывать свою состоятельность. Он знал себе цену. Он понимал, что настоящая схватка идет не на мате, а на экране, где его задача состояла в том, чтобы создать возможность для азиатов, сделать так, чтобы их воспринимали не как ходячие стереотипы. К сожалению, «Однажды в Голливуде» предпочитает старый подход».

В начале 70-х Брюс Ли разочаровался в Голливуде и вернулся в Гонконг. Там он снял «Большого босса» и «Кулак ярости», фильмы, которые прогремели во всем мире и изменили отношение к нему в том числе и в Америке.

Джаббар не терял друга из вида. Они постоянно общались, центровой бывал в Гонконге, профессиональная карьера не мешало ему по-прежнему выходить на маты, в том числе и против учителя и друга.

Осенью 72-го года Ли уже в качестве суперзвезды и человека, который сам может диктовать условия, приступил к съемкам «Игры смерти». Начал он с того, что записал сцену боя именно с Каримом Абдул-Джаббаром. Тот играл семифутового злодея в темных очках, которого протагонист сумел победить исключительно из-за того, что у соперника были проблемы со зрением – он был гиперчувствителен к яркому свету.

В ноябре съемки были приостановлены: Ли переключился на работу над следующим проектом. И в итоге «Игра смерти» так и осталась недоделанной, актер не успел вернуться к этой картине: что, правда, нисколько не помешало отснятой сцене стать одной из самых знаменитых в репертуаре Брюса Ли.

«Мы регулярно устраивали спарринги с Брюсом. Ему со мной было непросто из-за моих размеров, а также из-за того, что я был достаточно подвижен и использовал длину рук, чтобы не подпускать его к себе. Мы, впрочем, никогда не соревновались по-настоящему: я был для него полотном, на котором он мог разрабатывать свои теории, а он давал мне советы, как лучше справляться с другими людьми, как атаковать их…

Отрабатывать эти сцены для кино было легко: мы провели столько спаррингов до этого, что я знал, как работать с ним. Я был знаком с его движениями, и по сути нам просто нужно было сделать то, чего требовал сценарий… Понятно, что темные очки сыграли лучше, чем я. Но зато Брюс сделал все идеально – он был в привычном образе динамичного, привлекательного, надменного бойца, за которым всем так нравилось следить. Мы очень веселились, когда снимали эту сцену».

Затем был сезон с «Бакс».

Июль 73-го Джаббар провел на Ближнем Востоке, где изучал арабский. По дороге домой он собирался заехать к Брюсу Ли, в Гонконг.

«Я узнал новость о смерти Брюса, когда приземлился в аэропорту Сингапура. Конечно, я был шокирован, опечален из-за потери хорошего друга. При этом я также видел, как сильно его смерть повлияла на мир. Ему было только 32, но он уже произвел революцию в единоборствах, как в виде развлечения в кино и на телевидении, так и, что важнее, в философии и подходе к жизни.

Во времена взлетов и падений, богатства и бедности, мирового признания и полной неизвестности он ориентировался на простой жизненный принцип: «Относись несерьезно к себе и с большим пиететом ко всему миру».

После смерти Брюса Ли Карим Абдул-Джаббар постепенно забросил единоборства: после работы с таким учителем сложно было найти мотивацию у кого-то другого.

АвторБаудолино