Теннис – депрессивная среда: игроки принимают лекарства, уходят из тура и даже пытаются покончить с собой

Проблема ментального здоровья теннисистов резко обострилась на нынешнем «Ролан Гаррос» после ситуации вокруг Наоми Осаки, но на самом деле она далеко не нова.

Мы подробно разбирали превратности одиночества игроков на корте еще полтора года назад; с тех пор оба героя теннисных фильмов Sports.ru – Андрей Рублев и Дарья Касаткина – рассказывали о психологических трудностях.

При этом важно помнить, что слово «депрессия» в житейских разговорах очень часто употребляется не в медицинском, а в обывательском смысле – как обозначение подавленности и низкого эмоционального фона. Рублев и Касаткина не рассказывали, лечили ли они свои состояния, – как не рассказывала и Осака, сообщившая, что с победы на US Open-2018 у нее случались «длинные периоды депрессий».

На этом фоне французская L’Equipe выпустила материал о реальных клинических депрессиях, с которыми сталкивались игроки разных полов и поколений. Ниже – главное из него.

***

Экс-теннисистка топ-40 22-летняя Ребекка Марино в 2011-м взяла перерыв в карьере из-за психологических трудностей. Последней каплей, вынудившей ее пойти на этот шаг, стал обморок, в который она упала по пути на тренировку на турнире в Бирмингеме. Врач, к которому Марино неохотно обратилась по настоянию тренера, диагностировал у нее клиническую депрессию.

«Бывали дни, когда я не могла встать с кровати и одеться, не говоря о том, чтобы выйти на корт, – рассказывала потом Марино, вернувшаяся в теннис в 2019-м и за четыре месяца выигравшая два титула ITF. – Но будучи спортсменкой, ты считаешь, что обязана быть сильной».

Марино возобновила карьеру после нескольких лет работы с психологом и изучения английской литературы, потому что почувствовала, что обрела силы справляться с давлением и одиночеством профессионального тенниса. Пройдя этот путь, она говорит, что теннис – катализатор депрессивных наклонностей.

В 2018-м 24-летняя американка Николь Гиббс рассказала, что лечится от депрессии медикаментозно много лет, и в противном случае уже бы давно не играла. Ее соотечественник Марди Фиш – бывший игрок топ-10 – несколькими годами ранее завершил карьеру на фоне тревожного расстройства (развившегося, в свою очередь, на фоне внезапно обнаружившихся проблем с сердцем). В 2012-м Фиш снялся с US Open перед матчем с Роджером Федерером, когда по пути на стадион у него в машине случилась паническая атака.

Даже образец стойкости Рафаэль Надаль в сложном 2015 году признавался, что испытывает неуверенность и что психологические проблемы – это сложнее, чем травмы. Из поколения до Надаля Андре Агасси в великой автобиографии рассказывал, что более-менее всегда ненавидел теннис, а чемпион «Уимблдона»-1987 Пэт Кэш после завершения карьеры говорил, что топил депрессию и суицидальные мысли в кокаине (преодолел их благодаря желанию увидеть, как растут его дети).

Попытки самоубийства среди теннисистов тоже случались – издание говорит, что минимум два игрока, в 2018-м еще выступавшие, пытались покончить с собой. Британка Наоми Кэвэдэй, тоже страдавшая от депрессии настолько, что на корте не могла следить за счетом собственного матча, говорит: «Все в жизни теннисиста расшатывает психику».

Теннисистка середины 1980-х француженка Катрин Танвье, за карьеру трижды пытавшаяся покончить с собой, подтверждает: нагрузки в теннисной жизни огромные, потому что такова амплитуда эмоциональных колебаний – и взлеты, и падения часто очень резкие и не сравнимы с ощущениями обычной жизни. Непосредственным триггером депрессивного состояния Танвье называет одиночество, «когда не с кем поговорить». «Мне все время было страшно, меня скручивало от чувства одиночества в безликом гостиничном номере в тысячах километров от родных и близких». Это накладывается на «обычные» издержки профессии: постоянные разъезды, необходимость защищать очки и покрывать расходы, поражения, случающиеся примерно каждую неделю.

Экс-16-я ракетка мира теннисист начала Открытой эры Клифф Ричи сравнивает депрессии игроков с раком кожи, а теннис – с солнцем: «Если у вас есть предрасположенность, то слишком много солнца приведет к раку». У Ричи диагностировали депрессию, когда ему было 50, но он считает, что страдал от нее, уже когда играл: «Меня тяготили не столько поражения, сколько нестабильность моего уровня. Я все время об этом думал, становился раздражительным и тревожным, пил и принимал валиум (седативный препарат – Sports.ru), чтобы заснуть». Также Ричи говорит, что в теннисе еще сильна стигма вокруг депрессии, хотя борьба с ней и есть «самый сложный матч».

Табуированность темы депрессии специфика не тенниса, а всего спорта в целом, но от этого не легче. «Смысл того, что мы делаем, – в том, чтобы быть сильными, – говорит Танвье. – С депрессией то же самое, что с травмами: мы ее прячем, чтобы не показать свою слабость».

Психиатр Кристоф Бернелле, в прошлом профессиональный игрок, говорит, что своеобразная вакцина от депрессии в теннисе – это умение по-детски получать удовольствие от игры и не загоняться от поражений. Он приводит в пример Пита Сампраса, который, в 14 лет перейдя на одноручный бэкхенд, проиграл много матчей, но потом вырос в лучшего игрока поколения. Или Стэна Вавринку, который за карьеру проиграл 37% матчей, но это не помешало ему взять три «Шлема».

Наконец, вспоминается, как Рафаэль Надаль после драматичного поражения от Жиля Мюллера на «Уимблдоне»-2017 (13:15 в решающем сете) задержался на корте – раздать автографы. «Таким образом он не только делает приятно другим – он помогает и себе самому, потому что депрессия – это когда ты замыкаешься в себе. А когда ты делаешь что-то для других – ты наоборот уменьшаешь свое эго, становишься более открытым и видишь, что можешь сделать кого-то счастливым».

Фото: Instagram.com/naomiosaka, beccamarino, gibbsyyyy, stanwawrinka85; Gettyimages.ru/Matthew Stockman, William Lovelace/Daily Express, Clive Brunskill