Почему реакция Тутберидзе на дисквал Валиевой вызывает отторжение

Этери Тутберидзе наконец-то отреагировала на решение CAS по Камиле Валиевой – 4 года дисквалификации.

С первой строки (там, где про «вот уже два года я не комментировала ситуацию с допингом…») стало понятно, что в манифесте не предвидится чего-то откровенного, предметного и значимого.

Пост Этери – затяжной крик: отстаньте от меня, виноваты все, а я очень хочу быть ни при чем. Он вообще больше не про Камилу, а про саму Тутберидзе, написанный словно не тренером, а PR-менеджером. И чувства, которыми он пропитан, – не сострадание или участие, а отстраненность, безразличие, надменность.

Кто соприкасался с редкими интервью Тутберидзе, уже понимает: классика в ее исполнении.

1. Конечно, Этери комментировала дело Валиевой в эти два года – тогда, когда это было удобно ей и только ей. Не в Пекине и не в первые месяцы после Олимпиады.

Например:

● весна-2023, когда стало ясно, что наше отстранение затягивается, а удерживать связи в мировой фигурке как-то надо – ради карьеры дочери, ради своего присутствия в элите, ради иностранных учеников. И вот возник текст французского L’Equipe, чьи люди добрались аж до тренировочного катка. Заголовок: «Я не бессердечная», про чистоту воспитанниц там тоже есть.

● осень-2023, между двумя заседаниями CAS, большой разговор с Леонидом Слуцким. Валиевой там посвящено 20 минут, и есть детали, которые не всплывали ранее.

Это ведь оттуда мы узнали, что Камила на ЧР (в дни сдачи той самой пробы) ела мороженое из рук волонтера и пила чай от полузнакомой массажистки.

Лучше не предполагать, добили ли эти подробности до арбитров CAS, но по факту это прямое указание на халатность спортсменки. А заодно на собственную непогрешимость: «Мы учим, учим, но вот так…»

● А еще мелькали реплики покороче от самой Этери, привычно бранные выпады хореографа Железнякова, чудное интервью доктора Шветского, который брякнул, что версия про деда и его стакан с лекарством – первое что пришло в голову в Пекине.

Забыв все это, Тутберидзе теперь заключает: «Всей нашей команде было строго-настрого запрещено как-либо комментировать или давать оценку происходящему, поскольку это может повлиять и помешать расследованию».

Пока что не видно никого, кто мешал бы расследованию больше ее команды.

2. «А я, наверное, больше всех хотела, чтобы эту историю досконально расследовали и чтобы у меня не осталось никаких вопросов, даже если это оплошность, ошибка или преступление с чьей-то стороны».

Снова типичный прием Этери: все вдруг становятся подотчетны ей – чтобы у нее не осталось вопросов. Хотя она прямой участник процесса, как минимум свидетель. Что сделала лично она за два года, чтобы историю детально расследовали? Кроме призыва ко всем (к кому именно – Валиевой? Шветскому? Глейхенгаузу? дедушке? массажистке?) пройти детектор лжи. Может, прошла сама?

Такое ощущение, что Тутберидзе спасает себя перед вердиктом по делу Валиевой

3. «И вот, по прошествии двух лет – так и не стало ничего понятно, так и не расследовали происхождение этого препарата, так и осталась куча вопросов. И только обвинения с разных сторон летят в нашу сторону».

Признание, что за два года защита осталась в тупике. Хотя в суде требовалась убедительная версия, чтобы на что-то рассчитывать, а не удивляться четырем годам.

Получается, адвокаты в суде пытались выстроить какую-никакую линию (мороженое, пирожное, собака – неважно), а тренер тут же после неудачи признала: никто не знает, откуда допинг.

Вопрос тогда, скорее, в том, кто и как помогал адвокатам зацепиться хотя бы за что-то? Это ведь не адвокаты вели Камилу по олимпийскому сезону. Они подключились потом, когда все уже случилось и требовалось спасаться, восстанавливая цепочку.

4. «Относительно вердикта у меня один основной вопрос – а хоть кто-то защищал Камилу на слушаниях? Потому что хуже вердикта быть и не могло».

Этери говорит так, будто не присутствовала на заседаниях (ок, такое может быть, хотя хореограф Даниил Глейхенгауз, например, участвовал и в допросах, и в слушаниях), не взаимодействовала с адвокатами (а как тогда помогать защите?), не интересовалась деталями у Валиевой, раз уж все свесили на нее. Это точно тренер – самый близкий человек для спортсмена после мамы и папы?

И это не выглядит как «я хотела, чтобы сделали все возможное».

Впрочем, даже это вполне в духе Тутберидзе. В интервью Слуцкому она дала понять, что вопросы по подвисшей в системе ADAMS пробе – не к ней: «У нас нет доступа в их личные кабинеты, которые они заполняют, эти анализы».

В этой картине да, верится, что тренер совершенно не интересовалась антидопинг-профилем «самой одаренной спортсменки» и за два года не уточнила, как вообще идут дела по защите. Не хватило времени?

5. Ну а дальше лирическая часть – вместо стихов.

● Ссылка на работу без отпусков (правда, с регулярными отлучками в США и другие страны, на мастер-классы, а также со съемками в реалити-шоу и отсутствием на большинстве этапов внутреннего Гран-при). Стоит ли работать без отпусков, если нет времени на систему ADAMS и судебные дела такой важности?

● Лозунг «Я за чистый спорт» при сотрудничестве с доктором Шветским – разумеется, никаких обвинений, но это не самый очевидный кандидат, что показывала давняя история с гребцами.

● Общие слова поддержки Камилы. В чем она заключается, если Валиева в ближайшие два года по факту не спортсменка? Увидим ли мы ее весной в шоу Этери? Камила пока на афишах.

***

Важная оговорка: Тутберидзе совсем не обязательно виновна и вообще причастна. Допинг – история, где любой может оказаться в полном неведении, жертвой. Этери не обязана геройствовать: беру на себя, простите и накажите меня!

Но ее поведение – подчеркнуто отстраненное, местами вредное и непоследовательное – отторгает. Ей просто не получается верить и сострадать – впрочем, только ли с этого момента?

Фото: РИА Новости/Александр Вильф, Максим Богодвид, Григорий Сысоев