«Озеров в эфире вдруг стал давать чехам политические оценки. И тут ему сразу же позвонили из Москвы…»
Не стало одного из руководителей спортивного ТВ советской эпохи Аркадия Ратнера.
Аркадий Фалькович Ратнер был одним из тузов советского спортивного телевидения ХХ века. До 90 не дотянул самой малости.
Он умер 5 октября — а узнал я случайно о его кончине почти две недели спустя. Да и многие общие знакомые тоже. Никто не знает, где его похоронили. Я расспрашивал.
Ему повезло и не повезло пережить сверстников. Почти всех знавших его и любивших. Молодым нет никакого дела ни до советского телевидения, ни до звезд той поры.
Кого-то такая ситуация возвышала — как писателя Бориса Зайцева, например. Пережил знаменитых литераторов-сверстников — и оставил изумительные мемуары. Довольно правдивые, как кажется. Как и книжка Андрея Седых, бывшего секретаря Бунина и главного редактора «Нового русского слова». Хоть вывел этого Седых Сергей Довлатов в карикатурном образе.
Но то писатели — а с телевизионщиками история другая. Уйдя с экрана, они будто умирают заживо.
Но Ратнер, в отличие от многих состарившихся телевизионщиков, не был совсем уж забыт. Не доживал свой долгий век в хандре, а нашел себя в неожиданном, любопытном деле. Завел Telegram-канал о советском телевидении.
«Сталин отдал приказ — и на «Динамо» арестовали человека, который нес взятку футболистам»
Я стал одним из первых подписчиков — поражаясь памяти Ратнера, цепкости на детали. Снова и снова высчитывал годы пишущего — это в 88 он так выкаблучивает? В 89? Пожалуй, не страшно стареть — если стареть так, в уме!
Набрал семь сотен подписчиков. Немного — зато все люди верные, знающие. Я читал Ратнера с великим наслаждением. Почитайте и вы, пока все эти мемуары не потерли родственники. Мало ли в какие руки попадет телефон Аркадия Фальковича теперь. Назывался его канал «Спортивное телевидение. Сome back». Ни в одной книжке не отыщете то, что описано там. Безусловно, все это достойно книжки, но время сейчас такое — не до книжек.
Николай Озеров, Евгений Майоров, Ян Спарре — все как живые…
Аркадий Ратнер и Владислав Третьяк.
Фото из личного архива Аркадия Ратнера
***
Порой я натыкался на оценки, которые вызывали оторопь — вдруг сравнивал меня со Станиславом Токаревым, забытым гением из «Советского спорта». Я, прочитав, давился чаем: боже, не обманывают ли меня глаза… Ч-черт, как приятно!
В последние дни он жаловался коллеге Александру Львову на здоровье: «Из дома почти не выхожу…» — но заметки в канале появлялись регулярно. Даже регулярнее, чем прежде. Что уж говорить, я был уверен — Ратнер вечный.
Оказывается — нет. Аркадий Фалькович ушел, мы остались. Что остается? Воспоминания. Радость, что успели, разговорили, сделали большое интервью.
А многие звезды советского телевидения ушли, не рассказав толком ничего. Умнейший, тонкий Игорь Кириллов во время интервью прятался за маску шутника, не рассказывая и сотой части того, что на душе. Валентина Леонтьева не рассказывала ничего вовсе — уехав в деревеньку Ульяновской области, где и умерла. Вдали от Останкино с его жестокими нравами. Вот чьи бы правдивые мемуары прочитать!
Я думаю, по-настоящему их всех не расспрашивали. Все как-то формально, натужно.
Долгую, очень долгую жизнь прожил Владимир Писаревский. Настоящий клад для репортера — общался и с Брежневым, и с Гагариным, и с Левитаном. Приехал я к Писаревскому за год до смерти, сели в скверике его дома Беговой. Говорили, говорили, говорили…
Я был поражен. Все эти уникальные истории рвались наружу. Мне и подгонять Владимира Львовича не приходилось. Почему все это не рассказано было раньше?!
86-летний Писаревский, проходя мимо приземистого «Ситроена», указал:
— Мой. Гоняю до сих пор. Тут два штрафа пришло за скорость.
Я замедляю шаг, веря и не веря услышанному. А герой уточняет:
— У меня стиль езды — спортивный. Как у товарища Брежнева. Была у меня с Леонидом Ильичом такая история…
Я замирал от восторга.
Подошел поздороваться сосед, кивнул в мою сторону:
— Брат?
— Ага, — усмехнулся Писаревский. — Сват.
— Салават, — протянул широкую ладонь и мне сосед.
«Салават Щербаков?» — мысленно, не вслух додумал я. Много ли в Москве Салаватов? Да еще возле Дома художников?
Да нет, не может быть…
Но сосед и в самом деле оказался Салаватом Щербаковым. Самым модным скульптором сегодняшнего дня, поставившим памятники Калашникову на Садовом кольце и князю Владимиру у кремлевских стен. Вот я жму ему руку — не особенно удивляясь.
Я до сих пор благодарен судьбе за такие встречи. Как с Писаревским, Перетуриным, Ратнером. Прошел по грани, едва успел.
Но успел!
Николай Озеров и Аркадий Галинский.
Фото из архива семьи Аркадия Галинского
***
Я даже не знаю, остался ли кто-то живой, помнящий те годы спортивной редакции Останкино. Ну, Ян Садеков. Тоже побывавший героем «Разговора по пятницам».
Я отыскиваю в компьютере наше интервью с Ратнером — и перечитываю как в первый раз. Будто не мы с Кружковым его делали, а кто-то.
Помню, вычеркнул из огромного текста Аркадий Фалькович лишь одну подробность. Ужаснулся, узнав, что жив еще один из руководителей того советского телевидения, что мхом поросло. А Ратнер сообщил нам яркую подробность его биографии — «кокаинщик». Даже побледнел, прочитав:
— Вычеркните это, вычеркните! Даже фамилию его уберите, не надо. Вы не представляете, какой он мстительный…
Нам странно и смешно было все это слышать. 86-летний принимает во внимание мстительность 97-летнего.
Впрочем, все остальное уцелело.
Наша-то заслуга невелика — старик Ратнер точно так же выговорился бы в диктофон какого угодно юнкора. Был бы интерес. Только успевай называть имена — «Озеров», «Иваницкий», «Анна Дмитриева»…
Ратнер тотчас выстреливал воспоминанием. Одно другого лучше. Мы спрашивали про Озерова — и выслушивали историю, о которой не подозревали прежде.
— Вот в этот дом на пустыре я переехал ровно 50 лет назад. Как раз были матчи с канадскими профессионалами. К нашему дому даже кабель телефонный не проложили. Но хватило одного звонка Озерова, чтоб мне в квартиру протянули какую-то «воздушку». Во всем 12-подъездном доме у меня одного был телефон! Как вам?
— Потрясающе. Жаль, нет у нас своего Николая Николаевича.
— При этом был безотказный. Изо всех редакций к нему шли. А насчет его мастерства — вопрос дискуссионный. Я с большим пиететом к нему отношусь. Да и ему было удобно со мной.
— В чем?
— Он получал неплохую зарплату, гонорары. Но постоянно ездил с компанией… Как же она называлась… «Наш друг кино»?
— Что-то было.
— Поскольку снимался в каких-то фильмах — считался актером. Ездил, рассказывал, что-то приплачивали за это. Все время говорил, что живет в номере с Николаем Рыбниковым.
— Молодежь не знает — большой артист.
— А болельщик какой! Вот Николай Николаевич мне говорил: «Аркадий, будь любезен, эти пять дней меня ни на программу «Время», ни на репортажи не ставь». Отвечаю: «Да без проблем. В чем вопрос». Озеров мог отработать в программе «Время» — а потом в сопровождении машины ГАИ с мигалкой мчаться к спорткомплексу «Олимпийский». Там шло «Наше кино». Успевал в самый разгар концерта, к 10 вечера. Все это ему страшно нравилось. Сколько ж с ним историй!
— Вы-то с ним в номере жили?
— Регулярно.
— Ну и как Озеров в качестве соседа?
— Понимаете, в чем дело… Он был очень малоподвижный! Женя Майоров за ним ухаживал как мог! Как-то в Вене нам дали с Майоровым такой номер, что пришлось спать в одной кровати. А в соседнем номере жил Озеров. Утром звонит: «Завтрак будет?» Женя, аккуратный человек, вскакивает, режет ему колбаску из наших запасов. Идем в номер Николая Николаевича завтракать.
— Серьезные проколы у Озерова случались?
— Была история. Инсбрук, 76-й год. Они с Дымарским вели открытие Олимпиады. Это вообще сложная штука!
— Что сложного-то?
— Этому сценарию чуть ли не сто лет — строгий порядок, кто за кем, как произносится клятва. А Озеров с Дымарским в силу расхлябанности этот сценарий, конечно, не смотрели. Николай Николаевич вообще-то крайне осторожный в вопросах политики человек — а тут вдруг решил дать политические оценки! Причем самые примитивные!
Геннадий Орлов и Николай Озеров.
Фото Вячеслав Евдокимов / ФК «Зенит»
— Господи. Это как?
— «Вот идет чехословацкая сборная. Республика Чехословакия преуспевает в экономике, но больше славится своими спортсменами — хоккеистами. Футболистами…» — и какие-то политические выводы. Я с Иваницким принимал эту передачу, сидя в международном центре. Озеров — человек самостоятельный, ведет свою игру — но здесь всем было ясно: толкует что-то не то.
— А Дымарский не пресек?
— Дымарский сидит рядом и поддакивает. У нас прямая связь с Москвой, радиоканал, телефонная связь. Слышим: «Лапин хочет поговорить с Озеровым, организуйте соединение…» Мы могли вывести звонок прямо в комментаторскую кабинку. Сами слышали весь разговор — я готов повторить дословно. Вряд ли вы это опубликуете.
— А вы скажите — мы попробуем.
— «Какого хера, Озеров, вы заменяете товарища Громыко?!» Для Николая Николаевича это был страшнейший удар!
— Надо думать.
— Несколько дней он был не в себе. Сколько мы ездили по соревнованиям — ни разу не видел, чтоб он выпивал. Никогда! А в тот вечер с Дымарским заглядываем к нему в номер и видим картину — Озеров сидит на кровати, на тумбочке бутылка «Столичной». Он, фантастический трезвенник, пьет в одиночестве.
— А что такого-то ему сказали? Подумаешь…
— Бесцеремонно, через всю Европу — «какого хера?!»