Фигурный турнир превратился в эксплуатацию трагедии и ностальгии: русская депрессия на «Русском вызове»

«Русский вызов» в прошлом году – почти идеальный формат, который оставалось немного доработать в части судейства.

Номера были смешные и трагичные, драматичные и провокационные, театральные и немного наивные, под советскую классику и Gangnam Style. Там открылся пародийный талант Матвея Ветлугина, а иностранцы в соцсетях просили ISU придумать что-то похожее.

Самое главное – в нем была неподдельная искренность. Александр Галлямов не стеснялся любви к футболу, а Евгений Семененко – к корейским айдолам. Алина Загитова пробовала себя в роли Монро, а Евгения Медведева рефлексировала на тему проигранной Олимпиады.

Год спустя призовые стали выше, членов жюри и победителей – больше, но из всего этого ушло вдохновение.

Самый креативный старт сезона стал турниром ограничений: почти без веселых номеров, участников снимали в последний момент

Сложно поверить в то, что Елизавета Шанаева и Павел Дрозд всю жизнь мечтали откатать историю любви Калугиной и Новосельцева из «Служебного романа», а Макар Игнатов видел себя в образе Гоголя (почему-то делающего колесо в середине номера – видимо, в этот момент по сюжету он переворачивался в гробу после просмотра «Русского вызова»).

Самой свежей песней в первом отделении оказался кавер на «Лучшее в тебе» у Муравьевой – но даже этот хит «Гостей из будущего» вышел за год до рождения Софьи.

Номер, который растопил шоу-турнир фигуристов – идея Рудковской: посвящение Гринькову сквозь слезы Муравьевой

Смех на шоу-турнире строго дозирован: один из немногих юмористических номеров в исполнении Анастасии Мишиной и Александра Галлямова едва не оставили с утешительным призом «пожать руку Сергею Безрукову», а Станиславу Константинову с песней из «Бременских музыкантов» и вовсе сняли накануне старта с туманными формулировками.

Почти всех отказавшихся удариться в переживания фигуристов: Романа Савосина, Варвару Жданову и Тимура Бабаева-Смирнова, Дарио Чиризано с Елизаветой Пасечник – организаторы изначально оставили в запасных и допустили к участию в последний момент. Видимо, квота на улыбки строго дозирована – нельзя сбавлять градус пафоса и драмы.

Дисквалификация Константиновой (а как выяснилось чуть позже – еще и Софьи Леонтьевой с Даниилом Горелкиным) – отдельный приговор организаторам. Как объясняла Станислава, ее сняли под предлогом плохой формы и пустого номера – но неужели Константинова каталась бы медленнее Петровой и Тихонова, а ее постановка была слабее, чем у Медведевой?

Более того – за пару часов до снятия спортсменку показали в репортаже «Первого канала», а регламент в принципе не предусматривает дисквалификации по причине слабых физических кондиций, если они не продиктованы медицинскими причинами.

Исключить участника могли из-за нарушения договора или несоответствия заявки постановке – но Станислава, кажется, не заменяла «Бременских музыкантов» на «Рюмку водки» в последний момент.

Фигуристы испугались быть оригинальными: виновато прошлогоднее судейство с акцентом на драму

Поздний отбор и скомканная подготовка – еще один недостаток турнира. Одни фигуристы (Миронова / Устенко, Хавронина / Нарижный) открыто отказывались от участия из-за нехватки времени, другие (Семененко, Медведева, Туктамышева) не скрывали, что их номера за неделю до начала находились в зачаточном состоянии.

В таком цейтноте желание взять известный фильм вполне объяснимо. Не нужно думать над сюжетом – номер сделают парик известного персонажа и музыкальная нарезка с вкраплениями крылатых выражений. Не надо подбирать костюмы – достаточно воспроизвести то, что было на экране. Даже смотреть оригинал необязательно – хватит краткого содержания, а остальное замаскирует реквизит.

Проблема не в советской классике, а в концентрации однотипных номеров и полном отсутствии оригинальности. Интерпретировать знакомую тему в креативном ключе постарались разве что все те же Мишина с Галлямовым – там и смешение двух сюжетов, и драйвовый неожиданный финал.

Шоу-турнир фигуристов тонул в печали – развеселили только Шариков с балалайкой и Мишина-людоедка

Из праздничного финала сезона шоу-турнир превратился в эксплуатацию трагедии и ностальгии. Практически единственный не спекулирующий на слезах и советском кинематографе номер Петра Гуменника не получил ни одной награды – показательный результат, учитывая количество многочисленных спецпризов и номинаций.

Трагедия Сергея Гринькова сменялась посвящением матери Самсонова, номер о Тане Савичевой перетекал в «Журавлей» в декорациях школьного кабинета. Заявленное организаторами «многообразие исторических и культурных традиций России» сократилось до отрезка в 70 лет – безопасная зона, в которой большинству членов жюри точно будет комфортно и понятно.

Даже русской классики оказалось удивительно мало, при этом «Царевна-Лебедь» в исполнении Анны Фроловой едва не осталась без приза.

В превращении «Русского вызова» в «Русскую депрессию» виновато, впрочем, не сужение тематики – хотя оно усугубило проблему. Тренд на поощрение лирики начался еще в прошлом сезоне: тогда два члена жюри отправили номер Ветлугина на последнее место, не считав половину его отсылок; Мишину и Галлямова обвинили в неумелом использовании реквизита; а в тройке призеров не оказалось ни одного веселого выступления.

Сама система координат, в которой номер о блокаде Ленинграда предлагается сопоставлять с песней Варум про паромщика (а потенциально фигуристы могли взять что-то более современное – от «Лениграда» до «Инстасамки») выглядит достаточно уязвимой.

Сомнительно, что члены жюри действительно оценили конек и артистизм Синицыной – такие выступления определяет не личность исполнителя, а контекст.

Возможное решение – изначально сравнивать между собой номера только в одной тематике. Рассмешить аудиторию сложнее, чем заставить заплакать – так почему те, кто рискнул отойти от общего тренда на драму, должны рассчитывать только на утешительный приз?

Турнир добил хаос в организации: судьи беспорядочно раздавали призы, копировали баллы друг друга и не знали номинации

Контрольный выстрел в организацию соревнований – судейство. Арбитров и номинаций стало больше, но пропорционально этому увеличилась и неразбериха: спецпризы вручались как подачки тем, кому не досталось основных наград, а Виктория Исакова и Егор Дружинин умудрились выставить идентичные баллы (интересно, как на это с точки зрения теории вероятности посмотрел Петр Гуменник).

Одинокий Максим Траньков отчаянно пытался урегулировать хаос и следить за справедливым распределением статуэток, но не смог ничего противопоставить Алле Сигаловой, настоявшей на двойной награде для Ксении Синицыной. Более стеснительные арбитры перекраивали свой выбор в последний момент, невпопад раздавая именные призы.

Удачных номеров, по мнению судей, в принципе оказалось не так много: больше половины фигуристов получили 0 баллов в общем зачете. Естественно, среди них оказывались и те, кому члены жюри спустя пять минут якобы искренне вручали личный приз: вряд ли Семененко было приятно получить от Аиды Гарифуллиной награду, не пригодившуюся Медведевой, потому что ее выбрали раньше.

Серьезному турниру не нужны номинации за душевность и чувство юмора. Но даже их можно было бы присуждать изящнее, попросив арбитров, например, выставлять баллы каждому участнику по определенным критериям, а после суммировав их.

Профессионализм жюри в целом оказался не востребованным: при наличии в панели четырех разноплановых танцоров организаторы не догадались ввести отдельный приз за хореографию. Зато надуманных номинаций появилось так много, что, казалось, еще чуть-чуть – и арбитры начнут вручать награды за самый музыкальный мизинчик, легкую для произношения фамилию и способность замаскировать 250 000 рублей, выделенные на номер.

***

Из шоу-турнира ушел еще один важный смысл – он был мостиком между российским и мировым фигурным катанием. Соревнования на экспорт – те самые, которым завидовали иностранные фанаты и о которых неиронично могли бы спрашивать Сихуралидзе в международных кругах.

Русскую культуру можно и нужно красиво преподносить даже в санкционное время – причем взлетает иногда даже что-то неожиданное вроде саундтрека к «Слову пацана» или «Моего мармеладного» Кати Лель. Это редкая возможность попасть в поле зрения международных фанатов для тех фигуристов, которые не успели получить известность за рубежом – но какой иностранец будет смотреть десятки однотипных номеров с совершенно непонятными ему отсылками?

А главное – включат ли этот турнир дома, если на следующий год из него уйдут последние крупицы креатива, юмора и душевности?

Фото: РИА Новости/Алексей Даничев, Александр Вильф