«Его первый гол англичанам — это ненависть. Второй — любовь». Лучший текст о Марадоне 📸🎥

День, когда Марадона приехал в Тихуану и Мексика заглянула в глаза Богу.

Этот текст был написан Нейтом Абаурреа — американским поэтом, журналистом и комментатором, который работает на радио мексиканского клуба «Тихуана», — после приезда Диего Марадоны в Мексику в 2018 году. 25 ноября 2020 года, в день смерти Диего Армандо, текст Абаурреа под заголовком «День, когда Марадона приехал в Тихуану и я заглянул в глаза Богу» опубликовал сайт What a Howler. Sport24 публикует его перевод.

Но, возможно, это был не Зевс, возможно, эту паранормальную молнию метнула рука другого мифологического персонажа — живой легенды, некогда ребенка, сотворенного из золота, а теперь хромающей развалины, того, что осталось от El Pibe de Oro.

Это сюрреалистическое зрелище вполне соответствовало появлению Бога мирового футбола. 57-летний Диего Армандо Марадона приехал в Тихуану в качестве менеджера мексиканского клуба второго дивизиона «Лос Дорадос де Синалоа», чтобы сразиться с «Тихуаной» в товарищеском матче во время перерыва на игры сборных.

Этот матч во многом стал результатом волшебной свободы мексиканского футбола. В конце концов, всего четыре месяца назад — на чемпионате мира в России — весь мир видел, как медики увозили Марадону с трибун из-за проблем с сердцем, проблем, вызванных текилой и страстью: когда Маркос Рохо на 86-й минуте забил в ворота сборной Нигерии, Диего экстатически сложил руки в крылья неведомой птицы, обращаясь с этим жестом к африканским фанатам (и вообще ко всем, кому не нравилось его поведение).

Состояние, в котором Диего предстал в России, заставило международное сообщество задуматься: сколько еще прикосновений смерти он выдержит, прежде чем неизбежное станет реальностью? Мы думали, что время пришло, еще в 2004-м, когда в течение 11 дней наблюдали за происходящим в отделении интенсивной терапии больницы в Буэнос-Айресе: тогда в его жизни случилась одна из самых ужасных передозировок кокаином (у нас нет официальной статистики по общему числу его передозировок, но еще одна была совершенно точно — в 2000 году; и, как утверждается, эти два случая — не единственные, так как задокументированное злоупотребление кокаином продолжалось в его жизни с 1983 года в Барселоне до вышеупомянутого случая на родине).

Мы были уверены, что потеряли его. Но он каким-то образом продолжал жить — так же, как всегда жив наш Бог.

На протяжении всего моего детства Диего Армандо Марадона был для меня главным героем бесценных уроков истории, Катехизисом Мирового Футбола. Я мечтал, что научусь путешествовать во времени, чтобы увидеть живьем каждую сцену из Священного Писания его карьеры. С большой завистью я слушал рассказы «стариков», которые лично видели его игру. Моей главной футбольной мечтой было вернуться в прошлое и получить шанс поболеть за Диего.

В апреле 2004 года мое желание было исполнено, но одним из самых мрачных способов, какой только можно вообразить. Мне больше не нужно было путешествовать во времени и мечтать: в течение тех 11 дней, что Марадона провел в реанимации, я мог болеть за него здесь и сейчас. Каждые несколько часов я проникал в интернет через коммутируемый доступ, чтобы проверить его состояние. Иногда новости были хорошими. В другие дни его состояние ухудшалось. Противоречивые сообщения поступали из разных СМИ каждый день.

Я смотрел новости и видел завернутых в аргентинские флаги фанатов: они приходили к больнице и пели во весь голос, а еще часто рыдали; их были сотни и даже тысячи. Все это было похоже на матч — очень важный матч. Все визуальные образы, звуки и эмоции — всё напоминало игру, настоящее латиноамериканское соперничество, только состязание на этот раз проходило между жизнью и смертью.

Чувство, когда его выписали из больницы, можно описать так: как будто каждый забитый им гол, каждый грамм его гениальной решимости, каждая сияющая улыбка сошлись воедино. Это был духовный опыт — и одновременно тошнотворный: видеть, как кто-то, кого ты любишь, играет в русскую рулетку (несколько выстрелов уже были холостыми!), сжимая в руке блестящий револьвер, покрытый отпечатками припудренного сожаления… играет — и побеждает.

Почти все мы любим смотреть, как поезд терпит крушение, будь то реальная или киношная катастрофа. Но в какой момент люди с душой доходят от жажды хаоса до того, чтобы болеть за поезд, за то, чтобы он не сходил с рельс, и испытывают робкую надежду, что они могут чем-то помочь?

В том же году Марадона перенес операцию по наложению обходного желудочного анастомоза, после чего его вес увеличился до 127 килограмм. Вступив в новую жизнь с ретро-телом, Диего снова стал постоянным участником матчей «Бока Хуниорс»: сидел высоко на трибуне и парил над происходящим, был почти на всех важных играх Кубка Либертадорес, видел, как завершалась эпоха Рикельме и Палермо. Когда его выхватывала камера, Марадона всегда включался и всегда, сжимая кулаки, нагибался за перила в момент голов «Боки».

Вместо того, чтобы окунуться в фандом имени себя и пустить в расход свою непревзойденную репутацию, Марадона вернул себе желание соревноваться. В 2008 году его назначили главным тренером сборной Аргентины, и он занимал этот пост до неутешительного завершения чемпионата мира-2010 — позорного поражения от Германии в четвертьфинале со счетом 0:4.

После турнира в ЮАР Марадона почти не работал тренером, если не считать странных пит-стопов в Объединенных Арабских Эмиратах с крупными зарплатными чеками и недолгого пребывания в белорусском «Динамо-Брест». В мае 2018-го его представили как технического директора клуба, а всего через два месяца он покинул Брест — в этом и заключалась работа Диего в Беларуси, помимо шаловливых проявлений страсти и интоксикаций, которым он параллельно подвергал себя в России.

И так получилось, что следующим местом назначения Диего — из всех возможных мест — стал город Кульякан, штат Синалоа: в сентябре Марадону неожиданно нанял «Дорадос», что привело к появлению бесчисленных мемов и отфотошопленных изображений, где ему платят зарплату килограммами кокаина от местного картеля или где он чертит дорожку прямо своим контрактом с клубом Лиги Ассенсо (Ascenso MX — второй дивизион мексиканской футбольной пирамиды. — Прим. Sport24)

И где еще это могло произойти, как не во втором дивизионе мексиканского футбола? Дрянные мемы никого не удивили, их появление было неизбежным, таким же неизбежным, как проведение дружеского матча между «Дорадос» и «Тихуаной» — двумя клубами, принадлежащими компании Grupo Caliente. Матч состоялся через месяц после назначения Марадоны, а о его проведении было объявлено всего за неделю до игры или около того.

Я везунчик: мне выпала честь комментировать этот матч на клубном радио «Тихуаны» — я работал для англоязычной аудитории Мексики и США. Если бы речь шла об обычном товарищеском матче, то подобный акт с моей стороны был бы похож на отчаянный крик о помощи. Но в тот вечер это был акт доброй воли со стороны набожных последователей Прекрасной Игры. Бог спустился в нашу строгую красно-черную церковь, в наш скромный молитвенный дом, где рычат собаки (ацтекские псы, красно-черные, свора — прозвища «Тихуаны». — Прим. Sport24), а джентльмены делают ставки.

Этот был тот самый Бог, который когда-то рисовал фрески в зное мексиканского лета, а за плечами у него развевался Космический Воздушный Змей (‘Cosmic kite, what planet are you from? ’ — знаменитая фраза уругвайского журналиста Виктора Хьюго Моралеса, которую он произнес в эфире Radio Argentina, комментируя тот самый гол Марадоны в ворота сборной Англии, забитый в матче, проходившем на стадионе «Ацтека» в столице Мексики — Мехико. — Прим. Sport24). Он был героем рабочего класса, который всегда противостоял мировой элите, и вот он пришел в наш маленький уголок, чтобы поделиться своей вневременной аурой с молодой, но потрепанной, вечно злой аудиторией — таков дух Тихуаны.

Билеты стоили около 100 песо (около 5,50 долларов США), что намного ниже стандартной цены за билет на матч «Тихуаны» в высшей лиге. Несмотря на капризы матери-природы, фанаты приходили толпами — покупали билеты, чтобы прогуляться недалеко от поля и мельком увидеть Диего. В этот момент появилось ощущение, что что-то идет не так.

Каким бы великолепным и безнадежно романтичным ни было это поклонение, оно вместе с тем было и немного маниакальным: возможно, величайший игрок всех времен, а теперь старик с больным сердцем и двумя почти несуществующими коленями выставляется под дождем для развлечения платежеспособных клиентов. Диего оказался поездом: фанаты наблюдали, как он набирает скорость, катясь по рельсам Тихуаны.

Во время предматчевого интервью Марадона временами звучал бессвязно. Он отвечал на вопросы хаотично, и его слова скорее сбивали с толку, чем вызывали отклик, хотя некоторые из них были просто оскорбительными. В разговоре с FOX Deportes он, говоря о Лионеле Месси, сказал следующее: «Как можно слепить лидера из парня, который бегает в туалет по 20 раз перед игрой?» (Марадона извинился за эти комментарии пару дней спустя). Он бормотал и говорил тихо. Он отгонял микрофон подальше от своего рта, а мой друг Густаво Мендоса, телеведущий FOX, постоянно поднимал запястье вверх, пытаясь вернуть полный звук.

Ему требовалась помощь, чтобы встать со своего места и подняться по лестнице, а затем спуститься обратно. Его увезли в раздевалку в машине для гольфа как раз перед диким ливнем. Когда полил дождь, усилилась и моя вина — но только затем, чтобы ее смыло буйными водами этой ночи.

Первые выездные матчи Марадоны в качестве тренера «Дорадос» прошли в Оахака-де-Хуарес и Сакатепек-де-Идальго — далеко от центра внимания, которым является Мехико. Вы должны искренне любить игру, чтобы соревноваться на этом уровне, особенно в роли менеджера; это не то же самое, когда тебя окружают породистые звери стадиона «Ацтека», нет, Марадона пришел в «Дорадос», чтобы соревноваться на стареньких стадионах в окружении горстки болельщиков, биться за выход в элиту вместе с голодными подмастерьями и самыми неограненными из алмазов.

Ему не нужно было этого делать. Никто не заставлял его тренировать «Дорадос». Никто не требовал, чтобы он подверг себя уникальному испытанию в Лиге Ассенсо. Это был его выбор. Он делал все это с радостью.

Марадону, очевидно, привлекла береговая линия Кульякана и шанс поучаствовать в матчах, исход которых имеет значение, так что он ухватился за эту возможность. Еще его привлек контракт с зарплатой 150 тыс. долларов в месяц, что, согласно неофициальным данным, сделало Марадону одним из трех самых высокооплачиваемых тренеров во всем мексиканском футболе.

Его влияние на молодой состав «Дорадос» проявилось с первых дней в клубе. Само его присутствие на бровке подняло боевой дух, и испытывающая трудности команда, одержавшая всего одну победу за весь сезон, выиграла три из первых четырех матчей под руководством Диего и сразу же вернулась в гонку за выход в элиту.

Видеоролики, где Марадона после трудной победы заходит в раздевалку «Дорадос» и вместе с игроками танцует под реггетон и поет старые аргентинские чанты, стали вирусными. Выражение лиц футболистов, собравшихся в этой комнате, были как у маленьких детей, пребывающих в состоянии веселого недоверия.

Многие задавались вопросом, воспринимали ли игроки Марадону всерьез. Посмотрев различные интервью Диего, которые он дал в тот день, я задумался, воспринимает ли вообще кто-нибудь все это всерьез. Когда дождь начал утихать, я взглянул на стадион «Кальенте» и увидел, как болельщики внизу меня возвращаются на открытый воздух. Я посмотрел на свое комментаторское оборудование и произнес краткие слова благодарности.

Во всем этом было именно столько серьезности, сколько нужно. Это было настолько реально, насколько могло когда-либо быть. Пробило девять часов вечера. Часть стадиона заполнилась, на улице все еще продавали билеты. Обе команды вышли на поле.

Как только Диего появился из северо-восточного туннеля, тысячи людей издали громкий рев. Он шел на своих двоих, видимо, под небольшим принуждением, одетый в золотую футболку «Дорадос», с кепкой (плоский козырек, эмблема клуба в виде золотой рыбки) на голове и в шортах — и это при том, что вокруг была свежая, сырая нижнекалифорнийская ночь.

Он пересек поле и направился к технической зоне около боковой линии, ближайшей зоне к пресс-ложе — месту, где работал наш телеканал. Каждые несколько шагов он останавливался и оглядывался. Он махал всем, кого видел, махал исполненным обожания фанатам, получая в ответ аплодисменты, любящее улюлюканье и крики «te amo!» («я люблю тебя!») Иногда казалось, что он машет рукой в сторону трибун, где никого не было. Десятки фотографов терпеливо ждали возле скамейки «Дорадос», надеясь сделать идеальный кадр с Богом, который пришел в их дом.

Но прежде чем сесть на скамейку, Бог поймал какое-то ритмическое чувство, которым захотел с нами поделиться. Он вдруг завращался, затрясся и начал двигать бедрами, его тело ожило благодаря музыке и танцам. Диего всегда был повелителем танца — с первых дней карьеры и до гламурных периодов постигроцкой жизни. Мы сидели на трибунах «Кальенте», смотрели на Марадону и ощущали на языке привкус его культовых разминок — тех самых, из 1980-х, когда он появлялся на стадионе со спущенными гетрами, развязанными бутсами и бог-знает-каким (who-knows-how-much) количеством кокаина, циркулирующего в его голове; тех разминок, в которых и заключалась его революционная свобода самовыражения и несравненная индивидуальность, отображенная в максимально естественных и детализированных формах. Мы сидели на трибунах и видели 58-летнего мужчину, который, испивая бокал до дна, плясал под дудку вечной молодости.

Из динамиков зазвучала ‘Havana’ Камилы Кабельо, но, когда трек затих, а танец Диего замедлился, звуковое пространство в моей голове заполнила другая песня — ‘Bienvenida a Tijuana’ за авторством Ману Чао.

В этой ночи было что-то такое… что-то великолепное. Какой-то гранж.

Танцы Диего утихли. Дождь возобновился. Раздался стартовый свисток. Из недр толпы вырвался еще один выплеск шума.

Фанаты, собравшиеся на стадионе, наверняка внутренне аплодировали своей самоотверженности, так как ливень все усиливался. Для тысяч Tijuanenses один лик Марадоны был сравним с ночью, когда на стадион «Кальенте» в составе «Атлетико Минейро» на матч Кубка Либертадорес-2013 прибыл Роналдиньо. Или когда в 1990-м свой тренировочный лагерь в городе разбила «Бавария» — и сыграла товарищеский матч против ныне несуществующей команды «Интер де Тихуана». Для города, стремящегося основать собственное футбольное учение, приезд Марадоны — даже в роли пузатого тренера — был моментом, которым нужно дорожить.

La Masakr3, ультрас «Тихуаны», расположившиеся за южными воротами, устроили пиротехническое шоу, поглотившее более половины стадиона под красным и черным дымом: сочетание природных и человеческих сил, ставшее достойной данью тем главам Священного Писания, в которых рассказано о годах Марадоны в «Наполи» и о каждом дне, что он провел в «Бока Хуниорс».

Матч был бессобытийным, за первый час — ни одного удара в створ; обе команды проявили объяснимую осторожность на скользком искусственном поле в ничего не значащей игре. Ведя репортаж, мы вместе с коллегой Тони Альваресом перенеслись в прошлое: рассказывали о «Камп Ноу» и Мексике 1986 года, рассуждали о «концепции жульничества», Руке Бога и Голе Века, о том, как Марадону любили в Неаполе, и его чересчур романтичном возвращении на «Ла Бомбонера» в 1995-м. И, разумеется, мы ничего не говорили про наркотики и позор в США 1994-го.

Единственным ярким событием первого тайма стал момент, когда матч остановили из-за травмы и Диего сделал пару шагов на поле, а потом отругал четвертого арбитра. Ему приказали сесть, и толпа буквально сошла с ума. «Твое сердце», — сказал я про себя. Я видел, как он улыбнулся, неохотно соглашаясь с требованием официальных лиц, и саркастически вернулся на скамейку, чем сорвал еще больше аплодисментов со стороны преданных фанатов «Шолос».

Я все думал о том, что черепа не могут плакать, потому что у них нет сердца. Я сосредоточивал взгляд на руках и пальцах Диего и бесконечно воспроизводил в голове его танец. Он постоянно двигал запястьями и пальцами, словно сумасшедший ди-джей или церковный органист под психоделиками, словно он давал концерт на собственном волшебном фестивале. Это была сюрреалистическая, бурная октябрьская ночь, очень похожая на Хэллоуин и немного — на Рождество. Каждый шаг Диего был танцем, каждая шумовая вибрация приводила его в движение. Он был как Джек Скеллингтон из «Кошмара перед Рождеством» — при условии, что Джек выиграл бы чемпионат мира и отомстил за Мальвинские острова.

Когда команды вышли на второй тайм, Диего снова надел дождевик — и вскоре его снял, несмотря на то что дождь по-прежнему продолжался. Человек из народа. Человек земли. Диего Армандо Марадона.

Примерно на 70-й минуте я исполнил мечту всей своей жизни, исполнил обещание, данное себе в этот день. Я сказал Тони, что, если позволят обстоятельства, я зачитаю в прямом эфире радио Нижней Калифорнии и округа Сан-Диего культовый комментарий Виктора Хьюго Моралеса с матча Аргентина — Англия на чемпионате мира-1986, в котором Марадона забил Гол Века. El Barrilete Cosmico (Cosmic kite, Космический Воздушный Змей. — Прим. Sport24) — так легендарный диктор Radio Argentina назвал Диего в моменте с голом.

Когда я учился в средней школе Уотсонвилля, штат Калифорния, США, я написал об этом матче эссе по английскому языку. Изучение той игры 1/4 финала помогло мне, будучи подростком, понять, чем на самом деле является футбол, я осознал, что футбол — это не только социальный и политический конструкт, но и средство проявления духовности и абсолютной божественности.

Возможно, величайшим примером двойственности Марадоны является та пара голов, которые он один за другим забил в тот день в ворота англичан. Оба гола — незабываемы по совершенно разным причинам, но при этом каждый из них накрепко связан с одним и тем же пульсирующим желанием. Это желание, во-первых, подпитывалось волей к победе любой ценой, а во-вторых — осознанием, что футбол может быть использован в качестве мести за британские бомбы, сброшенные на Фолклендские острова.

Сами по себе эти голы — это идеальный микрокосм Диего-игрока. Жарким июньским днем в Мехико Марадона в буквальном смысле проткнул мяч через протянутые руки Питера Шилтона, воспользовавшись при этом своей рукой. Диего показал себя наглым жуликом — на глазах у всего мира и тунисского рефери Али Бин Нассера.

Позже он скажет, что гол был забит «un poco con la cabeza de Maradona y otro poco con la mano de Dios» («немного головой Марадоны и немного — рукой Бога»), выдав одну из самых спорных фраз в мировой футбольной истории. А несколькими минутами позже Диего растопил сердца миллионов невероятным индивидуальным голом, величественным, чистым и честным забегом, ставшим вершиной его футбольной карьеры.

Менее чем за четыре минуты на зеленом поле «Ацтеки» случилась битва между Богом и дьяволом, между добром и злом, разыгравшаяся в ногах и руках лохматого 25-летнего парня из Аргентины, ростом 1 метр 65 сантиметров. Первым голом была ненависть. Вторым была любовь.

Это был тот самый матч, который навсегда изменил мое отношение к Прекрасной Игре. Слова Виктора Хьюго Моралеса во время второго гола Марадоны изменили мое отношение к профессии комментатора. Он добился совершенства звуковой формы — такой, что от мурашек по коже ты буквально начинаешь плакать. Когда я слушал этот комментарий, я рыдал бесчисленное множество раз.

Мяч вышел из игры. Футболисту «Дорадос» оказывали помощь из-за судороги. Пара запасных «Тихуаны» ждала сигнала, чтобы вступить в игру. Матч замедлился до полной остановки. Тони посмотрел на меня и взглядом потребовал, чтобы я продолжал репортаж. Обстоятельства наконец позволили. Пришло время отдать дань уважения.

Когда я произносил финальное ‘oh’ — последний, почти задыхающийся слог моралесовского ‘cero’, — я уже был как будто под кайфом, поразившим все мое тело. Журналисты, которые сидели рядом с нами в пресс-ложе, смеялись, а наша съемочная группа в знак приветствия поднимала бутылки с водой. Глубокий вдох. Угловой для «Тихуаны»: вернемся к матчу.

Когда прозвучал финальный свисток, все зрители (из числа тех, кто еще не ушел) направились к туннелю рядом со скамейками запасных, чтобы еще один раз взглянуть на Золотого ребенка.

«Дорадос» выиграл со счетом 1:0 благодаря корявому голу Эдсона Риверы; это был ничем не примечательный матч на размокшем от дождя поле, но Ривера, по крайней мере, дал болельщикам то, чем они смогли насладиться, а бродкастерам — то, что они могли показать в посвященном матчу сюжете. Еще одна победа для золотой рыбки*, пусть и в товарищеском матче: эффект Марадоны пронесся через Миктлан.

Мы поспешили в пресс-центр, чтобы успеть на пресс-конференцию Марадоны. Я освещал матчи на «Кальенте» в течение трех лет и никогда не видел, чтобы микст-зона была абсолютно пустой. Это было жутковато. В ту ночь никто не захотел говорить с игроками. Все журналисты собрались в зале для пресс-конференций, чтобы в последний раз поговорить с Диего.

Было уже за полночь, и многие из нас, собравшихся в комнате, начали шепотом говорить, что он, возможно, не придет. Но кто бы смог его обвинить? За два дня в Тихуане он уже уделил достаточно времени СМИ: как крупным телеканалам в день игры, так и местным писателям и вещателям, с которыми он встречался днем ранее. Человек, в свое время презиравший журналистов вплоть до того, что оскорблял и даже физически унижал их, относился ко всем представителям СМИ с любовью и уважением. Мы бы прекрасно поняли, если бы он не пришел.

Затем задняя дверь пресс-центра открылась. Это был он: Диего Армандо Марадона.

Мне удалось занять место у прохода рядом с лестницей, по которой он спускался, мягко опираясь на одного из своих ассистентов. Он прошел мимо меня на пути к подиуму, и каждая крупица его величия, каждая его трещинка касалась моего левого плеча, пока он двигался к микрофону.

В комнате воцарилась тишина. Ни одна диктофонная кнопка не осталась не нажатой, ни одна лампочка не осталась не зажженной. Мы сидели в присутствии Бога, и в комнате было очень нервно, когда он начал отвечать на вопросы. Это был важнейший момент в профессиональной жизни большинства людей, собравшихся в зале, хотя некоторые из них и обладали впечатляющими достижениями в журналистике.

Итак, мы услышали еще больше бормотания Марадоны и сделали еще больше нечетких кадров; в каждом его ответе сквозило чувство непринужденной честности. С одной стороны, это было едва ли не грустно, но с другой — захватывающе. Когда пресс-конференция уже подходила к концу, меня попросили задать предпоследний вопрос вечера.

Диего Марадона посмотрел прямо на меня, прищурился и улыбнулся.

«Привет, Диего. Нейт Абаурреа, радио Xolos на More FM. Чемпионат мира-1986 проходил тут, в Мексике, и сейчас „Дорадос“ — это тоже частичка Мексики. Что эта страна и мексиканцы значат для вас?»

Я попросил трех разных носителей испанского языка прослушать аудиозапись его ответа. Никто не смог полностью разобрать то, что он сказал. И это был не какой-либо языковой барьер — скорее, очевидные проблемы с речью.

На протяжении всего ответа он смотрел мне прямо в глаза. Несколько раз он определенно сказал «me encanta Mexico» («я люблю Мексику»). Он говорил о своем глубоком уважении к мексиканской трудовой этике и сказал что-то о чувстве политического сопротивления и народной революции. Говорил о непоколебимой, характерной для всей страны любви к футболу. Говорил о безграничном уважении к Мексике.

А еще он бормотал. Много бормотал.

Я оставался приклеенным к своему сиденью, зная, что он снова пройдет мимо меня. Вновь опираясь на своего ассистента, Марадона остановился в нескольких сантиметрах от моего плеча. «Спасибо, Диего», — сказал я, когда он готовился к следующему шагу.

Бог посмотрел мне прямо в глаза и схватил мое левое предплечье своей левой рукой — La Mano de Dios, Рукой Бога. Он пробормотал что-то вроде ‘de nada’ («нет проблем». — Прим. Sport24) и сжал мою руку — отчасти из доброты, отчасти для того, чтобы получить еще один рычаг для подъема по маленькой лестнице. Когда он отпустил ее, мое сердце уже едва трепыхалось; в душе роились бабочки.

И когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лицо Мое не будет видимо.

(Исход 33:23)

Меня в буквальном смысле коснулась Рука Бога. И Бог был порочен, очень порочен. Он опустился до моего уровня, чтобы поделиться этим моментом — моментом, который он забудет, но который я буду помнить всегда. Король «Ацтеки» из 1986 года нашел меня на стадионе «Кальенте» в 2018-м. Его святая вселенная каким-то образом проникла в сферу моего простого смертного существования; и ничего более парадоксального со мной случиться не могло.

Я вспомнил, как меня учили, что когда Бог, высшее и всемогущее существо, появляется перед нами в человеческом облике, то на него нужно смотреть только сзади, когда он уже повернулся спиной, когда Бог уже уходит. Возможно, так говорят из уважения или из-за страха. Или, возможно, чтобы не подвергать свой ум лишнему риску, потому что еще меня учили, что смотреть в глаза Богу — значит понимать безумие.

Вернувшись домой в Сан-Диего, я включил старый альбом Ману Чао. В своей песне ‘La Vida Tombola’ Чао, воплощение «гражданина мира», поет ни о ком другом, как о Диего Армандо Марадоне. Вся песня посвящена моральному конфликту, связанному с идолопоклонством Марадоне. Песня звучала из моей стереосистемы, пока я делал заметки и потягивал бокал вина средней ценовой категории: Si yo fuera Maradona… Viviría como él… (Если бы я был Марадоной… я бы жил, как он…)

Tombola — это мультикультурное слово, аналог слова «лотерея». По сути, название песни переводится как ‘The Gamble Life’ («Азартная жизнь») — словосочетание, которое идеально описывает человека, которым является Марадона. Вступительная строка повторяется на протяжении всей песни: если бы я был Марадоной, я бы жил, как он.

Трудно найти лучший способ подытожить этот текст. Мне нравится думать, что Диего Марадона умрет через двадцать или тридцать лет — мирно, с цветами и бдениями, со свечами и слезами благодарности, с близкими друзьями и членами семьи, которые будут сопровождать его. Но даже если этого не случится (что вполне вероятно), то все будет хорошо. Потому что, когда мы думаем о Марадоне, благодарность преобладает над всем остальным.

Принять кого-то таким, какой он есть, может оказаться непростой задачей — особенно если вы любите этого человека, заботитесь о нем и спускались в самые темные глубины его проступков и слабостей.

Когда мы впервые смотрим на родителей глазами взрослого, мы часто чувствуем разочарование, которое, тем не менее, должно быть уравновешено любовью. Когда мы видим, что люди, которые создали и вырастили нас, на самом деле не такие уж совершенные, внутри нас может вспыхнуть обида. Иногда мы спрашиваем себя, действительно ли человек заслуживает поистине безусловной любви. Но существует ли такая любовь?

Мы ищем ответы на эти психологические загадки, но обычно сталкиваемся с еще большим числом вопросов. Когда дело доходит до Бога, найти выход не легче: мы прощаем ему человеческие грехи и вместе с тем непоколебимо верим в его святой дух. Но если вы сможете принять недостатки своего Бога, то навсегда с ним примиритесь.